110 
— Вот как, значит, ваш генерал держит свое слово. Он уверяет, что уехал в Лондон, а сам остается в Морбиане, организует банды и вместе с ними занимается промыслом поджаривателей, грабит всех подряд, без разбора, справа и слева. Я отдал приказ, предупредив всех, что если его поймают, то пусть расстреляют без суда, как разбойника. Только не говорите мне, что ложь все, что написано в «Журналь де Пари» и докладывает мне полиция. Впрочем, его видели и опознали свидетели.
— Позволит ли мне первый консул в двух словах доказать невиновность моего друга?
Бонапарт пожал плечами, и Соль де Гризоль продолжил:
— Но если через пять минут вы признаете, что ваши газеты и полицейские отчеты ошибаются, а я говорю правду, что тогда?
— Я скажу… Я скажу, что Ренье — болван, только и всего.
— Так слушайте, генерал. Кадудаль был в Лондоне, когда ему попался на глаза номер «Журналь де Пари», в котором утверждалось, что он не покидал Францию и организовал банды в Морбиане. Он тут же сел на рыбацкое судно и приехал во Францию, на полуостров Киберон. Спрятавшись на ферме, на которую той же ночью должны были напасть поджариватели, он вышел из своего убежища в тот момент, когда главарь банды, присвоивший его имя, собирался подвергнуть хозяев фермы пыткам. Фермера зовут Жак Долей. Его ферма находится в Плескопе. Кадудаль подошел прямо к этому главарю и вышиб ему мозги со словами: «Ложь, Кадудаль — это я». Он просил меня передать вам, генерал, что это вы или, по меньшей мере, ваша полиция хотели обесчестить его имя, поставив по главе банд поджаривателей человека его роста, его телосложения, в общем, человека, которого можно было выдать за него. Он отомстил этому человеку, убив его на глазах сообщников и изгнав всех с захваченной фермы, хотя он был один, а их — двадцать.
— Все, что вы тут рассказываете, совершенно невероятно.
— Я видел труп, а вот показания двух фермеров, — Соль де Гризоль положил перед первым консулом протокол показаний, подписанный господином и госпожой Долей. — И с этой секунды он возвращает вам ваше слово и забирает назад свое. Он не может объявить вам войну, поскольку вы отняли у него все средства для обороны, он объявляет вам корсиканскую вендетту — войну вашей родины. Остерегайтесь! Он уже настороже!
— Гражданин, — вскричал Дюрок, — да вы понимаете, с кем говорите?
— Я говорю с человеком, который дал нам свое слово и получил наше, он был связан этим словом и не имел права нарушать его, так же, как и мы.
— Он прав, Дюрок, — признал Бонапарт. — Остается убедиться, правду ли он говорит.
— Генерал, когда бретонец дает слово!.. — взорвался Соль де Гризоль.
— Бретонец может обманываться или быть обманутым. Дюрок, приведите ко мне Фуше.
Десять минут спустя Фуше был в кабинете первого консула. Увидев его, Бонапарт начал издалека:
— Господин Фуше, где Кадудаль?
Фуше рассмеялся.
— Я мог бы ответить вам, что не знаю.
— Как так?
— А так. Я ведь не министр полиции.
— О, вы прекрасно знаете, что вы им были и будете.
— In patribus[72], значит.
— Мне не до шуток. Впрочем, как хотите, пусть in patribus. Но я сохранил вам ваше жалованье, у вас те же агенты, и вы отвечаете мне за все так, как если бы продолжали быть министром полиции фактически. Я задал вопрос: где Кадудаль?
— В данный момент он на пути в Лондон.
— Значит, он покидал Англию?
— Да.
— Зачем?
— Чтобы прикончить главаря банды, который присвоил себе его имя.
— И он убил его?
— На глазах двадцати его сообщников на ферме в Плескопе. Но вот же господин, — Фуше указал на Соль де Гризоля, — который может доложить вам обо всем, поскольку он почти присутствовал при этом событии. Насколько я понимаю, Плескоп — в двух с половиной лье от Орея.
— Как? Вы все это знали и не предупредили меня?
— Это дело господина Ренье, префекта полиции, он должен держать вас в курсе, а я — так, частное лицо, простой сенатор.
— Не зря говорят, — воскликнул Бонапарт, — что порядочные люди ничего не понимают в вашем ремесле!
— Спасибо, генерал, — нарочито бесстрастно ответил Фуше.
— Да будет вам! Не надо делать вид, что вам больше всего на свете хочется сойти за честного человека. Клянусь, на вашем месте я бы помолчал. Вы свободны, господин Соль де Гризоль. Как мужчина и как корсиканец я согласен на вендетту, которую объявил мне Кадудаль. Пусть он остерегается, я уже настороже. Но если его схватят, пощады не будет.
110 
