— Что теперь? — спросил оставшийся за главного.
— Мне сказали, — начал Кадудаль, — что у вас три шайки.
— Да, генерал.
— Кто посмел собрать вас и заставил заниматься этим гнусным промыслом?
— Приехал человек из Парижа, заверил нас, что не пройдет и месяца, как вы будете с нами, и приказал действовать от вашего имени.
— Шуаны — это я понимаю, но поджариватели — нет! Разве я когда-нибудь занимался чем-то подобным?
— Нам даже велели выбрать главарем того, кто похож на вас как две капли воды, и называть его Жоржем Вторым, чтобы все уверились, что вы с нами. Как быть, как нам искупить нашу вину?
— Вы поверили, что я могу стать во главе такой банды, как ваша. В этом ваша вина, и ее ничем не искупить. Немедленно передайте двум остальным шайкам: прекратить насилие и разойтись по домам. Затем предупредите всех бывших командиров, а главное Гийемо и Соль де Гризоля, чтобы они снова взялись за оружие и были готовы возобновить борьбу. И пусть никто без моего приказа не делает ни шагу и уж тем более не сдается властям.
Разбойники молча покинули дом фермера.
Жак Долей и его жена навели порядок в шкафах: разложили по полкам белье, засунули в ящики серебро. Через полчаса и следа не осталось от происшедшего.
Догадка г-жи Долей была верна: ее муж заранее приготовился к нападению, спрятав ценности и кошель с золотом, в котором было около двенадцати тысяч франков. Бретонский крестьянин исключительно недоверчив и, возможно, предусмотрителен более всех на свете. Несмотря на обещание Кадудаля, Жак решил, что дело может плохо обернуться и потому надо попытаться самому сохранить как можно больше добра.
Разыскали Жана и его жену и, оттащив подальше труп Жоржа Второго, заперли ворота. Кадудаль, который с самого утра ничего не ел, ужинал так спокойно, как будто ничего не случилось, затем, отказавшись от кровати, предложенной ему фермером, отправился на сеновал и до рассвета проспал на свежем сене.
Едва взошло солнце, как явился Соль де Гризоль, бывший адъютант генерала. Он жил в Орее, то есть в двух с половиной лье от Плескопа. Один из разбойников, желая угодить Кадудалю, первым делом отправил^ к нему и передал приказ генерала. И Соль де Гризоль не стал медлить, хотя был до крайности удивлен, так как полагал, что Кадудаль в Лондоне.
Кадудаль рассказал ему все и показал следы огня и крови на полу. Он понял, что полиция подготовила заговор, дабы обвинить его в нарушении договора с Бонапартом. А раз так, то отныне его руки развязаны, он может действовать, как сочтет нужным, и хочет, чтобы все это понимали.
Прежде всего он решил написать самому Бонапарту, что считает себя вправе вернуть свое слово, что он не причастен к делам поджаривателей, доказательством чего послужит то, что он любой ценой с ними покончит. И так как он не может объявить ему войну как суверен суверену, поскольку такую войну Кадудаль вести не в состоянии, то он объявляет Бонапарту месть по-корсикански. И именно Соль де Гризоль обязан объявить первому консулу вендетту.
Соль де Гризоль согласился не раздумывая, ибо принадлежал к породе людей, которые не отступают ни на шаг, если верят в правильность избранного пути.
Затем Кадудаль велел ему найти Лорана и передать тому, чтобы он вновь созвал всех Соратников Иегу. Сам же Кадудаль немедленно возвращается в Лондон, чтобы чуть позже выехать в Париж для исполнения всех своих планов.
Дав указания Соль де Гризолю, Кадудаль попросил прощения у хозяев фермы за то, что превратил их дом в театральные подмостки, на которых разыгралась столь ужасная сцена, попрощался с ними, сел на лошадь и выехал к берегу океана, где между Эрдевеном и Карнаком неспешно курсировало рыбацкое судно. Одновременно с ним Соль де Гризоль отправился в Ван.
Кадудаль поднялся на борт без всяких помех, так же спокойно, как и высадился.
Через три дня Соль де Гризоль был уже в Париже. Он сразу же обратился к первому консулу с просьбой выдать ему охранный лист и встретиться с ним по делу чрезвычайной важности.
Первый консул направил к нему в гостиницу Дюрока. Но Соль де Гризоль, извинившись, как подобает благородному человеку, заявил, что только генералу Бонапарту лично он может повторить то, что поручил ему генерал Кадудаль.
Дюрок ушел, но вскоре вернулся за Соль де Гризолем.
Бонапарт был настроен по отношению к Кадудалю крайне враждебно. Не дав Соль де Гризолю вымолвить ни слова, он заявил: