Он прищурил глаза. И вдруг…
Да! Ему хотелось победоносно вскинуть кулак. Да! Да! Да!
Макс наблюдал, как она вплыла в комнату, шелестя длинным подолом юбки, и резко остановилась, почувствовав его взгляд.
– Ладно, – сказала Элен. – Где обещанный чек на десять тысяч?
Она говорила отрывисто, потому что пристальный, ястребиный взгляд Макса смущал ее. Элен еще не видела себя в зеркале – не осмелилась! – но хорошо представляла, как выглядит в глазах Макса: крупная, рослая женщина в тесном кружевном корсете жуткого маскарадного платья, с вычурной прической и размалеванным лицом. Давно известно, что всякие ухищрения исправить ее внешность бесполезны. Ей снова послышался издевательский смех Хлои. Впрочем, ей наплевать. Она решилась сделать из себя посмешище, только чтобы получить деньги на детскую программу. Комедия подошла к концу. Остается только избавиться от нелепого наряда с тысячью крючков и пуговиц, добраться до станции и уехать домой.
Макс улыбнулся непринужденной улыбкой и полез во внутренний карман.
– Вот, пожалуйста, – сказал он, протягивая чек.
Чувствуя неловкость, Элен пробежала глазами документ.
– Но он на пятнадцать тысяч?! – возмутилась она.
– Конечно, на пятнадцать, – миролюбиво подтвердил Макс, – потому что ты идешь со мной на бал. Мы оба готовы. Давай посмотрим в зеркало – разве мы не прекрасная пара?
Протянув Элен руку в белой перчатке, непременном атрибуте мужского костюма Эдвардианской эпохи, он повернул ее к огромному зеркалу, занимавшему часть стены.
– Полюбуйся.
Элен замерла, не в силах вымолвить ни слова. Она бы не повернула головы, даже услышав выстрел над ухом. Завороженная, Элен не сводила глаз с отражения в зеркале высокого, невероятно элегантного, неотразимого Макса Василикоса и высокой, невероятно элегантной, неотразимой женщины рядом с ним.
Затянутое на стройной талии темно-рубиновое платье в пол переливалось сотней оттенков. Широкая юбка плавно переходила в шлейф. Тесный корсет с глубоким декольте приподнимал грудь, легкое боа из перьев окутывало прекрасные обнаженные плечи, перекликаясь с изысканным эгретом, венчавшим высокую прическу. Длинные локоны вились вдоль лица, словно вылепленного из гладкого мрамора, бархатистые карие глаза под изящно изогнутыми бровями казались огромными в обрамлении длинных черных ресниц, красная помада подчеркивала чувственный изгиб пухлых губ.
– Разве я не говорил тебе? – тихо произнес Макс, наблюдая за ее лицом, отражавшим всю гамму чувств: впервые в жизни Элен видела в зеркале свой образ – женщину поразительной красоты. – Богиня, – шептал Макс, – лицом и фигурой… как Артемида – охотница… сильная, атлетичная, прекрасная. – Он не сводил с Элен восхищенного взгляда, довольный, что сумел разглядеть скрытые природные данные. Макс нахмурился, вспомнив ужасные, уродовавшие ее очки. – Ты надела контактные линзы?
Элен покачала головой, чувствуя, как локоны нежно щекочут шею.
– Очки нужны мне только за рулем. Я носила их потому… – Она запнулась.
Макс кивнул. Он догадывался о причине.
Элен отвела взгляд и продолжала с тяжелым вздохом:
– Хотела сказать миру, что знаю, насколько я некрасива, смирилась с этим и не буду предпринимать жалких попыток, чтобы приукрасить внешность или пытаться…
Макс закончил фразу:
– Соперничать со сводной сестрой.
Элен склонила голову.
– Глупо, я знаю, но…
Макс схватил ее за руки, повернул к себе.
– Не смей так думать! – Его лицо исказилось от ярости. – Все, что ты думаешь о себе, существует только в твоей голове. Зачем сравнивать себя с Хлоей? Пусть она наслаждается модной худобой! У тебя… – голос Макса стал мягче, – совсем другая красота. – Он махнул в сторону отражения. – Не станешь же ты отрицать?
Охватившее смятение мешало Элен вникнуть в смысл его слов. Она с трудом верила, что видит в зеркале собственное отражение. Неужели эта великолепная женщина – она?
Но разве такое возможно? Ведь Хлоя, бесспорно, красавица, а Элен – полная ее противоположность. Значит, Элен уродлива. Эту логику Хлоя всеми доступными способами – презрением, издевкой, насмешками – вдалбливала ей в самый сложный период взросления, подростковой уязвимости. Годами Хлоя отравляла ее жизнь, принижая самооценку и подавляя уверенность. В итоге Элен поверила ей, увидела себя глазами злобной сводной сестры. Но кто посмеет назвать женщину в зеркале уродливой? Как Элен могла допустить такую несправедливость?