– У врача.
– Ладно, – не отступал Джеймс, – спрошу по-другому. Когда ты купила эти таблетки?
– Я не помню.
– У них давным-давно истек срок годности.
«О боже!» – подумал Джеймс, еще раз взглянув на дату. Срок истек более десяти лет назад.
– Истек срок годности?
Он протянул Лейле упаковку, указывая на дату.
– Медикаменты, как и продукты питания, имеют срок годности. Разве ты не обращаешь на это внимание, когда покупаешь йогурт? – Он остановил себя. Что, собственно, может знать принцесса о сроках годности? – Эти таблетки уже давно бесполезны.
Лейла поняла, как наивна и глупа она была. Теперь он, должно быть, разозлится на нее.
– Я не знала, – прошептала Лейла в панике. Она почувствовала себя безмерно виноватой. – Я ошиблась…
– Ничего страшного, – улыбнулся Джеймс. Он понял, что Лейла действительно не знала. Непонятно было другое: почему ее глаза вдруг наполнились слезами? Отчего Лейла, которая никогда не плакала днем, сейчас вдруг сломалась? – Да все в порядке, – попытался он успокоить ее. – Я не сержусь. Это была просто ошибка. – Однако Джеймс все же позволил себе маленькую шпильку: – Хотя такую ошибку, кроме тебя, вряд ли кто-то мог допустить.
И был потрясен, когда Лейла разрыдалась.
– Это Жасмин… – всхлипывала она. – Это ее таблетки… Я их прятала для нее…
– Это твоя сестра, которая умерла? – уточнил он, и Лейла кивнула. Она никогда не говорила о ней. Она либо умолкала, либо переводила разговор на другую тему. Он задал прямой вопрос: – Как давно это случилось?
– Шестнадцать лет назад…
А он почему-то решил, что несчастье произошло пару лет назад. Значит, мать шестнадцать лет не могла смотреть на свою дочь? Это потрясло Джеймса.
Шестнадцать лет – чертова прорва времени! Лейлу игнорировали целых шестнадцать лет!
И когда она снова начала плакать, Джеймс увел ее в комнату, и сквозь слезы она рассказала всю правду:
– У Жасмин был сундучок, который я спрятала в своей гардеробной. Вечером, перед отъездом из Шурхаади, я поссорилась с матерью. Я хотела доказать ей, что ее любимая Жасмин была не так уж хороша… но потом я решила сама воспользоваться этими вещами… Все, что было на мне в ночь нашего знакомства, принадлежало Жасмин: одежда, обувь, макияж… Я пыталась стать ею…
Лейла ждала, что Джеймс скажет что-нибудь резкое, как удар бича. Скажет, что она была дурой. К этому она привыкла с детства.
Когда он заговорил, в его голосе не было ни капли злости.
– Как все запутано, – протянул Джеймс. И когда она подняла на него глаза, то не могла поверить – он улыбался. – Так, значит, я встретился с призраком? Призраком твоей сестры?
Как это у него получается? Он говорит на такую болезненную для нее тему, однако не причиняет ей боль.
– Нет, – прошептала Лейла. – Я перестала быть ею, когда познакомилась с тобой.
Почему он не говорит, что она вела себя глупо?
Его рука коснулась ее щеки, вытирая слезы.
– Я не раз думал о той ночи, – признался Джеймс. – С тобой могло случиться всякое, если бы меня там не было. Что бы обо мне ни говорили, но я беспокоился о тебе.
– Беспокоился не только ты, – сказала Лейла. – Как только я вошла в бар, то сразу поняла, насколько безумной была моя затея. – Она сделала глубокий вдох и произнесла, наверное, самые смелые слова в своей жизни: – А потом я увидела тебя. Если бы ты не повернулся, я убежала бы в свой номер, собрала бы вещи и вернулась к родителям. Но я подошла к тебе.
Он улыбнулся:
– Вот и хорошо.
– И втянула тебя во все эти неприятности.
– В какие неприятности? – удивился он. Лейла заглянула в его светлые глаза и не нашла в них даже намека на недовольство. – Это самое лучшее, что могло со мной случиться, – заявил он, и не только Лейле, но и самому себе. – Мы зачали ребенка, и, хотя к этой мысли пришлось привыкать, я не смотрю на это как на неприятность. Я уверен, ты станешь отличной матерью. И я тоже постараюсь быть хорошим отцом. Я еще никогда ни к чему не относился так серьезно. Клянусь, я все улажу и с твоими родителями.
– Нет, не надо, – попросила Лейла. – Обещай, что не будешь вмешиваться. Я сама хочу позвонить матери, но… боюсь. Мне больно будет узнать, что они не желают признавать моего ребенка. – Она задержала дыхание. – Может быть, если у меня родится девочка, я назову ее Жасмин…
– Не будем загадывать, – торопливо проговорил Джеймс. Чем больше он слышал об этой Жасмин, тем меньше она ему нравилась. – По крайней мере, я постараюсь окончательно не испортить отношения с твоими родителями. Но одно могу обещать твердо: я не изменю тебе. В это ты хотя бы можешь поверить?