Всего лишь ненадолго пересечься

Вечером я сразу же отказался от первого пива, чтобы это уже осталось позади, и написал анонимному благодетелю такой имейл:

«Глубокоуважаемый господин Икс, наш репортаж о «0,0 промилле» готов и будет опубликован завтра. Я говорю «наш репортаж», потому что мне, как всегда, помогал мой сын Мануэль. Он в значительной мере был причастен ко всем статьям в «Новом времени», которые вы вырезали и вкладывали в конверты с деньгами. Он тревожился и переживал за судьбы тех, о ком мы писали, – и прыгал от радости, когда они или их помощники затем были щедро одарены вами. Как вы думаете, что это может значить для четырнадцатилетнего подростка, какая картина мира у него складывается и какие ценности он возьмет с собой в будущее? Такое не под силу самой лучшей педагогике».

Этот пассаж хотя и был немного стереотипным, написанным в стиле социальной романтики и не вполне свободным от пафоса, но сам я от него расчувствовался и поэтому взял себе второе пиво, то есть в целом – первое. Затем я продолжил:

«Теперь я выдам вам еще кое-что, что для вас, возможно, прозвучит абсурдно: Мануэль не знает, что я его отец, потому что я сам узнал об этом лишь несколько месяцев тому назад и до сих пор не нашел подходящего случая, чтобы открыть ему это. Четырнадцать лет, которые я пропустил, мне уже не наверстать. Но за то короткое время, что мы знаем друг друга, произошло много чего, мы тесно сроднились, этим я тоже не в последнюю очередь обязан вам. Эта интенсивная фаза отношений, к сожалению, теперь подходит к концу, поскольку его мать возвращается из Африки и сможет предоставить ему полноценную семью, чего в моем случае, видимо, не случится никогда, насколько я себя знаю, но неважно».

На этом месте я сделал вынужденную паузу, и мне пришлось долго думать, как сформулировать заключительный пассаж. Я выбрал в конце концов вариант, в котором снова наносил мазки погуще, и написал:

«Но в завершение я выскажу еще одно действительно большое желание: я хотел бы разделить с Мануэлем нечто особенное, нечто такое, что связывало бы только нас двоих и заставило бы нас помнить эти месяцы вечно. А это особенное, наша большая и общая для нас тайна, как мне ни жаль, – однозначно вы! Мануэль просто горит желанием узнать, кто же этот анонимный даритель, который, например, вытащил его друга Махи из безвыходного положения. Да, я хотел бы иметь возможность сказать Мануэлю, кто вы такой, кто совершает такие поступки – по каким бы то ни было причинам, – и как вы вышли именно на меня».

Так, самое трудное осталось позади, теперь оставались лишь технические детали.

«Для этого я хотел бы ненадолго пересечься с вами и обменяться парой слов, не более того. Было бы хорошо, если бы удалось это устроить в один из ближайших дней, лучше бы до Рождества. Я еще раз обещаю вам, что после этого навсегда оставлю вас в покое. С дружеским приветом, Герольд Плассек».

Странные женские реакции

Как я и боялся, ответ благодетеля заставил себя ждать. Но он хотя бы не отказал мне тотчас. В первой половине вторника позвонила Клара Немец, чтобы сделать комплимент, а именно: как это было мужественно – взяться за тему алкоголизма, при этом я, честно признаться, не вполне понимал, что тут такого уж мужественного, ну да как ей будет угодно. По крайней мере, газетный разворот во всем многообразии аспектов мне действительно удался, считала она. В редакции «Нового времени», мол, конечно, уже настроились на то, что после девяти тысяч евро для Кёнигштеттена пожертвования больше не поступит, а если и поступит, то лишь остаточная небольшая сумма, что, конечно, ни в коем случае не умаляет моих достижений. На это я предпочел промолчать, чтобы не вызвать подозрения в осведомленности.

Под конец Клара спросила, не будет ли у меня времени в рождественские дни заглянуть в редакцию. Они хотели бы устроить в мою честь маленький праздник. Тиражи газеты на следующий квартал оказались хороши как никогда за всю историю «Нового времени», и этим они обязаны главным образом мне – как некоему продолжению руки анонимного дарителя.

  104