149 
– И что с ней стало?
– Последнее, что я знаю, – она уехала в Эннискорти и там открыла книжный магазин. Еще говорили, будто она сочинила песню, которая чуть не победила на конкурсе Евровидения. С тех пор о ней ни слуху ни духу.
– А что мистер Денби-Денби? Он, наверное, на пенсии?
– Тут история весьма печальная. – Анна посмотрела в сторону, улыбка ее угасла.
– Что произошло?
– В отлучке ты, наверное, не следил за ирландской прессой?
– От случая к случаю. А что?
– История кошмарная. – Анна поежилась. – Кончилось тем, что его убили.
– Убили? – Наверное, я вскрикнул, потому что миссис Гоггин посмотрела в мою сторону. Наши взгляды встретились, и она отвернулась.
– Да, убили. Ты, конечно, знаешь, что он был из этих?
– Из каких? – спросил я невинно.
– Из этих.
– То есть?
– Голубой.
– Ах вон что. Да, я всегда это подозревал, несмотря на его бесконечные поминания легендарной миссис Денби-Денби и выводка маленьких Денби-Денби. Он их выдумал?
– Нет, они вправду существовали. Но тогда в стране было до черта таких миссис Денби-Денби, знать не знавших, чем за их спинами занимаются муженьки. Тебе-то, наверное, это известно лучше других. Верно ли я понимаю, что ты сам из этих?
– Да, – признался я.
– Так я и думала. Помнится, когда мы вместе работали, ты не проявлял ко мне ни малейшего интереса. Кажется, он из этих, однажды сказала я мисс Джойс, но она возразила – вряд ли, для этого ты слишком милый.
– Похоже на комплимент, – сказал я.
– Сейчас это модно, да?
– Что?
– Быть из этих.
– Не знаю. Думаешь?
– Уверена. Вот тебе Бой Джордж, вот тебе Дэвид Норрис[56]. У нас полстраны таких, только они это скрывают. У моей соседки младший сын такой. – Анна фыркнула. – Для нее это позор, но я молчу. Мое дело сторона. А еще две женщины, хозяйки цветочной лавки, что рядом с нами, живут вместе, и Педар говорит, они тоже из этих…
– Вернее, из тех.
– Ну да, из тех. Вот уж не думала, что бывают такие женщины. Для мужчин это еще туда-сюда, но для женщин – уж вообще, да?
– Никогда я об этом не задумывался, но, полагаю, разница небольшая.
– Ты стал очень современным, Сирил. Вот что значит пожить за границей. Моя старшая дочка Луиза хочет с друзьями поехать в Америку, по программе обмена, а я всеми силами стараюсь ее не пустить, потому что там все такие чересчур современные. Если не дай бог уедет, ее непременно изнасилует чернокожий и ей придется делать аборт.
Я поперхнулся чаем.
– Боже мой, что ты выдумываешь!
– Нет, что ли? Это правда.
– Вовсе нет. Так говорят только ограниченные люди.
– Я вовсе не расистка, если ты на это намекаешь. У меня муж еврей, не забывай.
– Тем не менее. – Я подумал, не уйти ли, пока она не наворотила еще всякой дури.
– Дочь заявляет, она уедет, что бы мы с отцом ни говорили. Смотри, сама будешь виновата, талдычу я, но разве она послушает? Как же. Разве мы были такими в их возрасте? Разве так огорчали родителей?
– Я-то рос в необычной семье.
– Да, помню, ты что-то такое рассказывал. Тебя воспитала Эдна О'Брайен или кто-то вроде нее, верно?
– Мод Эвери. Моя приемная мать.
– Точно, Мод Эвери. Ее так превозносят – ну прям второй Толстой.
– Ты рассказывала о мистере Денби-Денби, – перебил я, не давая ей углубиться в новую тему.
– История кошмарная, – подавшись вперед, прошептала Анна. – Оказалось, на Гардинер-стрит он снимал дешевую квартиру, о которой жена его не знала, и водил туда парней сам знаешь для чего. Продолжалось это бог весть сколько. Видимо, однажды что-то пошло не так, потому что соседи заявили об ужасном запахе из его квартиры. Через две недели там его и нашли прикованным к батарее, с половинкой апельсина во рту и со спущенными штанами.
– Господи! – Я поежился, представив эту картину. – Парня поймали?
– Да. В конце концов. Дали пожизненное.
– Бедный мистер Денби-Денби. Какая страшная смерть.
– Наверное, ты еще тогда знал?
– О чем?
– О нем. Вы с ним… не того?
– Нет, конечно! – Меня аж передернуло. – Он мне в отцы годился!
Похоже, Анну это не убедило.
– Остерегайся этих парней, Сирил. Я говорю о тех, что слоняются возле каналов. Там какой только заразы нет. Все они больны СПИДом. И прикончат тебя за милую душу. Очень надеюсь, ты с ними не якшаешься.
Я не знал, обидеться мне или рассмеяться. Дело в том, что за последние семь лет я ни с кем даже не целовался, не говоря уж о прочем, к чему не имел ни малейшего желания. И мысли не было ночью шастать у Большого канала в поисках продажного парня.
149 
