142 
Теперь Алан подумал о том, что находиться в обществе Хейзел было куда целительней и приятней, чем сидеть рядом с Айрин, которая вела себя как незнакомка.
Алан не знал, по-прежнему ли она его любит, не был уверен в том, что время не разрушило и не похоронило их отношений.
Когда наступил вечер и все разошлись по комнатам, он спросил, заранее готовый к тому, что получит отрицательный ответ:
— Я могу спать в твоей комнате?
Взгляд ее зеленых глаз скрывал целый мир, в который отныне ему не было доступа. И все же она ответила:
— Конечно, Алан.
Комнатка выглядела очень скромно: узкая кровать, старый комод, плетеный коврик на полу, ситцевые занавески на окнах. Прежде такую обстановку можно было увидеть только в каморках домашних рабов.
Алан не знал, как начать откровенный разговор, а потом решил попробовать обойтись без слов, благо Айрин не противилась.
В том, что молодой, пылкий, любящий мужчина желал близости с той, к встрече с которой стремился несколько лет, не было ничего удивительного. Пока Алан целовал и ласкал ее тело, Айрин ничего не чувствовала. Когда они соединились, она ощутила боль и с трудом сдерживалась, чтобы не застонать.
Алан отстранился. Ему по-прежнему нравилось ее хрупкое полудетское тело, но ее повзрослевшей, а может быть, постаревшей души он больше не знал.
— Ты меня не хочешь? Я слишком долго ждал нашей встречи и, может быть, поспешил?
— Я такая давно и едва ли стану другой. Ты не должен был приезжать.
Алан похолодел.
— Ты меня не ждала? Или… янки обидели тебя сильнее, чем я думал?
— Янки? Нет. И я ждала тебя, Алан, до тех пор, пока верила, что ты можешь мне помочь. Все закончилось несколько дней назад, когда я вернулась из Чарльстона. Так бывает: вчера жизнь имела смысл, а сегодня его не стало. Никто не может знать, что сулит завтрашний день.
— Что произошло?
— Я искала нашего ребенка, но не нашла. И поняла, что никогда не найду.
— Ребенка?!
— Да. Я родила его перед войной.
Айрин рассказала про Коннора, а затем — о своей жизни после того, как их разлучили.
— Я не знаю, сколько лет я просидела в комнате без окон, с толстыми каменными стенами, сквозь которые не проникали звуки, где кружка с водой была прикована цепью к полу, а еду давали, словно собаке, просовывая под дверь железную миску. Меня «лечили» тем, что обливали холодной водой, засовывали в мешок, вращали на каком-то колесе. Я вынесла это лишь потому, что душевные муки казались сильнее, хотя было время, когда я вообще ничего не понимала и не помнила.
Алан был потрясен. Все, что он хотел ей рассказать, — о «Тайной дороге», о своем вступлении в армию, о тяготах войны, о том, как он получил звание офицера, о шоке, вызванном убийством президента Линкольна через день после официальной сдачи войск Конфедерации[19], — отошло на задний план.
Он усадил Айрин к себе на колени и, крепко прижав к груди, укачивал, как ребенка.
— Моя девочка! Сколько тебе пришлось пережить! Если б я только знал, постарался бы приехать намного раньше!
Она возразила:
— Ты был должен пройти свой путь.
— Нет. Мой долг быть рядом с тобой.
— Ты вернулся, и это главное.
— Сын! — прошептал Алан, и выражение его лица сделалось почти мальчишеским. — На самом деле мы довольно много знаем о нем, притом что человек, которого ты надеялась разыскать, едва ли сумел бы чем-то помочь. Итак, нам известно имя ребенка, которое, возможно, сохранилось, год рождения и город, куда его отвезли. Мы подадим объявления во все газеты, издающиеся в Южной Каролине, а также в других штатах, и назначим вознаграждение за любые сведения о Конноре. Кроме того, объедем все приюты для цветных детей. Мы непременно его найдем.
Айрин ощутила приятную истому. Ей нравилось чувствовать себя слабой рядом с этим человеком, она говорила себе, что ее место здесь, под его защитой. Буквально несколькими словами Алан расставил все по своим местам и внушил ей давно утраченную уверенность в будущем.
— А теперь спи, — сказал Алан, бережно опуская ее на постель.
— Разве ты ничего не хочешь? — пробормотала Айрин.
— Будет лучше, если мы займемся этим после свадьбы.
— Правда?
Он улыбнулся и погладил ее волосы.
— На самом деле то, о чем ты говоришь, занимает в жизни человека ничтожное количество времени. Все остальное составляет жизнь его сердца, существа, души.
142 
