— Ради Бога, — упавшим голосом умоляла Барбара. — Скажи, что происходит?
Кэрли подняла руку вверх и прошептала.
— Подожди минутку.
— Ее это никак не встревожило. По-видимому, она не понимает всей серьезности случившегося, — продолжил Дэвид. — Меня беспокоит, что лечение нужно начинать прямо сейчас, не дожидаясь окончания учебы.
— Другого выхода нет?
Наступившая пауза была такой же пугающей, как и все то, что он говорил до этого.
— Нет.
Кэрли сильно прикусила губу, привкус крови наполнил ее рот.
— Почему же нет? — еле выговорила она.
— Потому что она… Потому что выхода нет. Это лимфо… Подожди, у меня где-то записано.
Кэрли слышала шуршание бумаг.
— Вот, нашел, — сказал Дэвид, вновь взяв трубку. — Болезнь называется лимфатическая лейкемия. Здесь написано что-то еще, но в медицинских терминах, которые я не могу понять.
Он помолчал.
— Во всяком случае, доктор Риардон сказал, что это одна из худших форм.
— Одна из худших? Что же это означает, черт побери? У них теперь есть плохая и хорошая лейкемия.
Она понимала, что кричит, чтобы уменьшить свой страх, и что несправедливо переносить все на Дэвида, но не могла сдержаться.
— Это означает, что ей необходимо начать немедленно химиотерапию.
— Или? — потребовала она с угрозой, надеясь, что он не ответит.
— Или мы потеряем ее.
Кэрли вдруг без всякого основания вспыхнула злобой. Почему он не добавил к этой фразе хотя бы таких слов, как «можем», «может быть» или «возможно».
— Кто он, этот доктор Риардон? Я ни разу не слышала, чтобы Андреа упоминала его. Она его не знала? Видел ли он ее до этого? Хороший ли он специалист?
Она не дожидалась ответов.
— Надо сделать параллельный повторный анализ. Я хочу, чтобы это сделал доктор Хопкинс. Он знает Андреа всю ее жизнь. Я полностью…
— Времени нет, — ответил Дэвид с невозмутимым спокойствием. — Я все подготовил и послезавтра ее положат в больницу. Кэрли, мы не должны терять время!
— Ты не должен решать вот так, не посоветовавшись со мной.
— Тут нечего решать. Если Андреа не приступит немедленно и очень интенсивно к химиотерапии, она умрет. Все очень-очень просто.
Кэрли закрыла глаза и сжала с силой пальцы. Барбара стояла напротив нее, всем видом пытаясь показать дочери, что она тоже здесь.
Кэрли не успела обдумать, как смягчить удар, слова непроизвольно выскочили сами.
— Дэвид говорит, у Андреа лейкемия.
Барбара выглядела так, будто ее сильно ударили. Она надолго застыла совершенно неподвижно, потом повернулась и молча вышла из кухни. Кэрли не знала, что делать. Бежать ли за матерью или ждать, когда к телефону подойдет Андреа. Она почувствовала, что не может отойти от телефона.
— Андреа дома? — спросила она. — Я хочу поговорить с ней.
— Она спит. От всего пережитого за это утро она так устала, что придя домой еле добралась до кровати. Кроме того, прежде, чем говорить с ней, ты успокойся и все осмысли. У нее уже был один приступ и второй не нужен.
— Как это случилось, Дэвид?
— Я не знаю.
Тяжелая досада звучала в голосе Дэвида.
— Никто не знает.
— Это моя вина?
— Как, черт подери, это может быть твоей виной?
— Генетически.
— Проклятие, Кэрли! Ты можешь хоть немного держать себя в руках. Неужели ты считаешь, что продолжая клясть лейкемию, поможешь Андреа? Ты не должна винить себя в том, что девочка заболела.
— А ты не можешь быть полностью уверенным в этом, — возразила Кэрли.
На нее обрушилась вся тяжесть случившегося восемнадцать лет назад.
— Мы поговорим об этом, когда ты приедешь в Лондон.
Когда ты сможешь выехать?
— Что?
Кэрли утонула в аду личных переживаний и слушала в пол-уха.
— Так ты приедешь, не так ли? Андреа необходимо, чтобы ты была рядом.
Кэрли вспомнила о чемодане, который только что убрала.
— Я немедленно выезжаю.
— У тебя возникнут вопросы, как только ты немного придешь в себя, так что звони.
Кэрли не хотела, чтобы он продолжал говорить.
— Ты извини, что я взвалила все это на тебя.
— Все в порядке. Я понимаю.
— Скажи девочке, что я скоро приеду.
— Я передам и скажу, чтобы она позвонила тебе, как только проснется.
— Она ведь поправится, Дэйв?
— Конечно поправится, — ответил он не так уверенно, как хотела того Кэрли. — И после этого жизнь ее будет прекрасна, она затмит всех нас. Небо для нее будет всегда с радугой, даже если пойдет дождь.