Кэрли чувствовала его теплое дыхание на своем лице. Так стояли они долгие секунды снедаемые желанием и нерешительностью. Затем сопротивление Кэрли уступило место ее девятнадцатилетней мечте.
Кэрли с дрожью прижалась к Дэвиду. Их губы сомкнулись. Дэвид застонал и с дикой голодной страстью впился в губы Кэрли.
— Я жаждал этого момента всю жизнь, — сказал он.
В ответ она обвила его шею и поцеловала. Все сдерживающие начала покинули Кэрли, она свободно отдавалась Дэвиду. Мысли о том, что она вернется домой и вновь окажется одна, больше ее не волновали.
Дэвид гладил ее по спине, добрался до ягодиц и приподнял Кэрли на себя. Она в ожидании затаила дыхание. Ее груди дрожали от желания быть тронутыми.
Дэвид как бы почувствовав это, распахнул халат Кэрли, склонился над ней, целуя груди и лаская языком их шелковые соски. Кэрли вскрикнула от сладкой боли, возникшей где-то внутри нее.
Дэвид взял Кэрли на руки.
— Я люблю тебя, Кэрли, — сказал он прерывающимся голосом.
— И я люблю тебя, Дэвид.
Она как бы опять стала юной девушкой, переполненной сладкими ожиданиями и любовью. Кэрли закрыла глаза и увидела зеленую полянку за лесопилкой. Она глубоко дышала, чувствуя запах высокой травы, колыхающейся на ветру. Солнце во всю светило им, было тепло и уютно.
Позже, уже в своей комнате, Кэрли лежала в тесных объятиях Дэвида.
— Не расстраивайся, Кэрли, — сказал он, прикоснувшись губами к ее виску, — и не грусти. Две недели — срок немалый. Это больше того, на что мы имеем право рассчитывать.
— Я люблю тебя, Дэвид, — опять повторила Кэрли.
Он приподнялся и поглядел на нее.
— Мне нравится смотреть на тебя, когда ты так говоришь.
Кэрли провела кончиками пальцев по щеке Дэвида.
— Я люблю тебя, — еще раз повторила она.
— Девятнадцать лет я пытался представить как почувствую себя, когда вновь услышу от тебя такие слова.
Кэрли улыбнулась.
— И что же?
— Я чувствую себя как человек, бродивший по необитаемому острову без какой-либо надежды на спасение и вдруг заметивший, неизвестно откуда, появившееся судно.
Кэрли пробежала рукой по крепкой груди Дэвида.
— Как мы скроем это от Андреа? Она очень наблюдательна, чтобы не заметить перемен в нас.
— Не будет большой бедой, если и заметит.
— Не хочу ставить ее в положение необходимости хранить секреты от Шона и Эрика.
— Если завтра ты встанешь, когда Андреа уже уйдет в школу, мы сможем сказать ей, что провели день в улаживании наших разногласий.
— Она будет рада этому?
— Есть что-то другое, чему она обрадовалась бы гораздо больше?
Кэрли приложила палец к губам Дэвида.
— Не порти, Дэвид, мое хорошее настроение.
Он прилег рядом с ней и заключил ее в свои объятия.
— Не могу оставить все как было. Я чувствую, что получил какой-то шанс восстановить наши прошлые отношения, для чего надо найти нужные слова и аргументы.
Кэрли закрыла глаза, услышав в его голосе какую-то надежду.
— Есть вещи, которые словами не поправишь, какими бы прекрасными и выразительными слова не были.
— Ты ошибаешься, Кэрли, — ответил Дэвид.
Кэрли ничего не ответила ему, тогда он добавил:
— Вот посмотришь.
Глава 26
Дэвид, держа поднос с завтраком в одной руке, другой тихо постучал в дверь спальни Кэрли. Не дождавшись ответа, нажал на стертую старую медную ручку двери и тихо вошел. Он прошел по комнате, толстый китайский ковер скрадывал его шаги. Приблизившись к Кэрли, он увидел, что она еще спит. Он не удивился.
Вспоминая ночь, проведенную вместе с Кэрли, он вновь почувствовал, что его захватило чувство любви и удовлетворения. Их любовь была в первую минуту так безоглядно горяча, словно они наверстывали упущенное за прошлые годы и делали запас на будущее, а после — сдержана и нежна.
Он осторожно поставил поднос на туалетный столик, сел на край кровати и стал смотреть на спящую Кэрли. Кэрли была красива по-своему, а не по общепринятому стандарту. Ее нос может быть был чуть длиннее, лоб чуть выпуклее, губы полноваты и всегда готовы улыбнуться. Улыбка придавала ее лицу загадочность. В глазах Кэрли отражались и ее честность, и прямота, и даже некоторая склонность к кокетству. При всех видимых недостатках больше всего Дэвид ценил в ней открытость, ответственность и нежность.
Что-то сдавило грудь Дэвида и ему стало трудно дышать. Как он будет жить, когда Кэрли уедет? Ему пришла на ум та глупая метафора о голодном человеке, лишенном первого блюда, ибо невозможно было получить весь обед. Теперь можно добавить, — подумал Дэвид, — что тот человек обречен всю оставшуюся жизнь думать и вспоминать, как многого он недополучил тогда. С ее отъездом какая-то часть его отомрет, а другая будет страстно надеяться на чудо.