22 
Любовь Николаевна, роковая красавица весьма за тридцать, с потрясающими зеленоватыми кошачьими глазами и манерными повадками американской кинодивы, наряженная в короткое изумрудное платье под цвет глаз, осуждающе протянула, негромко похлопывая ладонью по столу:
— Вы бы, Илья Викторович, стучались, что ли, когда входите в кабинет к женщинам!
Он протестующе выпятил нижнюю губу, не собираясь соглашаться с ее нереальными требованиями, и заявил:
— А у нас нет кабинетов с женщинами, у нас пока еще не бордель. К тому же вы меня сами вызвали, причем срочно. Прекрасно знаете, что я не ангел и не бестелесный дух, а мужчина, поэтому могу предположить лишь одно, — вы специально затеяли переодевание именно сейчас, чтобы я смог чем-то там полюбоваться. Только вот для чего было так быстро исчезать? Я почти ничего не успел разглядеть!
Любовь Николаевна, поразившись, пристальнее посмотрела на обычно молчаливого и сдержанного автоматизатора. Илья, сердито посверкивая серыми глазами, рывком повернул принтер, и склонился над ним, буквально излучая возмущение. Встав рядом с ним, она коварно предложила:
— Что, повторить на бис?
Он строптиво подтвердил, упрямо выдвинув вперед подбородок:
— Конечно, и помедленнее, пожалуйста! И передо мной! Чтобы хорошо было видно!
Из-за шкафа раздался негодующий писк, отвергающий это крайне неприличное требование. Полупрезрительно пожав плечами: — мол, сами не знаете, чего хотите! — Зайцев прекратил бестолковые препирательства и занялся работой.
Пунцовая от смущения Катя, невольно продемонстрировавшая ему свою лилейную девичью грудь в новом черном кружевном бюстгальтере, вышла из-за шкафа уже в обычном виде и скромно уселась на свое место, стыдливо уставившись в монитор.
Илья бросил на нее насмешливый взгляд и взял в руки выплюнутую принтером бумажку. Любовь Николаевна, притаившаяся у него за спиной, пронзительно протараторила ему прямо в ухо, заставив его невольно вздрогнуть:
— Видите, какие поля? С одного боку пусто, с другого густо! Отправляешь на печать одно, а получаешь невесть что!
Отодвинувшись от нее на максимально возможное расстояние, чтобы не оглохнуть, Илья открыл настройки принтера, поправил размер полей и проверил вновь отправленный на печать документ. Вроде нормально.
Сухо кивнул в ответ на кисловатую благодарность сотрудниц и вышел, мимоходом взглянув на стол Лизоньки. Он пустовал. Что ж, так он и думал. Новый год отмечать надо с размахом. Денег и так полно, к чему ей работать?
Едва он закрыл за собой двери, как Любовь Николаевна, облизнувшись, как кошка при виде горшка сметаны, откровенно заметила, мечтательно поглаживая пальчиком скользкий корешок обтянутого целлофаном ежедневника, будто уже лаская гладкое мужское плечо:
— А ведь он ничего! Симпатичный! Я раньше на него что-то внимания не обращала, а зря! Надо будет заняться им вплотную! — и бесстыдно хихикнула.
Катя, скромная незамужняя девушка тридцати лет в мешковатом сером костюме, превратившим ее в бесполое и неприметное существо, не одобрила неприличного порыва сослуживицы:
— Вы ведь замужем, Любовь Николаевна! И муж у вас хороший! Так не отбивайте у нас последних незанятых парней! У нас и без вас возможностей немного!
Красотка комфортно устроилась в своем кресле, скрестила ножки, обтянутые итальянскими лайкровыми колготками цвета бронзы и залюбовалась своими стройными округлыми коленями. От несмелых возражений развязно отмахнулась, сочтя их несущественными:
— Да что ты, Катя! Он же как неразбуженный подросток! Им должна заняться опытная сексапильная особа! Вот пройдет он через мои ласковые руки и поймет, что такое настоящая женщина! А то как можно оценить то, чего не знаешь! А ты со своей неискушенностью всё равно ничего от него не добьешься! Напортишь только!
Молчавшая до сей поры Марья Ивановна, прямодушная дамочка немного за пятьдесят, сердито возразила:
— Да он женщинами и не интересуется вовсе! Так что успокойтесь, пожалуйста.
Любовь Николаевна, услышав эту странную фразу, резко повернулась к коллеге и удивленно переспросила:
— А что, у него другие ориентиры, что ли?
Марья Ивановна криво усмехнулась ее нескрываемой озабоченности:
— Он же игрок, а у игроков другие ценности в жизни. И он не просто игрок, а этот, как его, геймер. Так что с ним вам ничего не светит.
22 
