Номер Дариуса был переведен на голосовую почту.
Трясущимися пальцами она набрала номер бруклинской квартиры, понимая, что нарушает слово, данное мужу, не общаться с отцом. В автоответчике зазвучал отцовский голос, записанный два месяца назад.
Ее охватил ужас.
– В какой он больнице?
– Но вы не в том состоянии, чтобы самой туда ехать. Я скажу Коллинзу приготовить машину. Мне поехать с вами? – заволновалась экономка.
Летти покачала головой. Миссис Поллифакс сказала ей, где больница и какая палата.
Дорога в Бруклин показалась Летти вечностью. Когда наконец они туда приехали, то Летти кинулась к входу, поддерживая живот. Не останавливаясь у справочного окна, она влетела в лифт и нажала кнопку третьего этажа, как ей сказала миссис Поллифакс.
Она почти бежала до палаты отца.
– Папа! Я… – Летти распахнула дверь.
Комната была пуста. Неужели она вошла не в ту палату?
Или… о боже, не может быть, чтобы он…
– Извините, – раздался сзади женский голос.
– Разумеется, «извините», – ответил ворчливый голос отца.
Летти обернулась.
Отец сидел в инвалидной коляске и сердито взирал на медсестру, которая пыталась ввезти его в дверь.
– Вы чуть не врезались в стену! Чему вас только учили!
Летти расплакалась. Отец повернул голову, увидел ее, и его бледное, исхудавшее лицо озарилось радостью.
– Летти. Ты пришла.
Обхватив тощую фигуру в кресле, она, задыхаясь от рыданий, выговорила:
– Конечно же я пришла. Как только узнала, что ты болен. Но когда не увидела тебя на кровати, то…
– Подумала, что я умер? Ну нет! – И добавил, посмотрев на медсестру: – Хотя некоторые люди стараются меня уморить.
Медсестра фыркнула:
– Последний раз я согласилась помочь вам выиграть гонки на колясках, Говард.
– Выиграть? Да мы ничего не выиграли! Марджери обогнала меня на целых десять секунд, несмотря на лишние фунты.
– Гонки на колясках? – Летти не поверила своим ушам.
– Не лучшая из моих затей, особенно вместе с неуклюжей сестрой. Но в отделении хосписа это все-таки развлечение. Либо это, либо депрессия от теленовостей.
– Это нарушение больничных правил. Зачем только я вам уступила? В следующий раз попросите другого, а я нарываться на увольнение не буду.
Отец улыбнулся прежней обаятельной улыбкой:
– Гонки поднимают настроение всем, кто лежит в хосписе.
Медсестра со вздохом ушла.
Отец повернулся к Летти:
– Но почему ты плачешь? Ты действительно подумала, что я умер?
– Папа, ты тоже плачешь. – Летти заставила себя улыбнуться.
– Разве? – Отец дотронулся до лица. – Я просто рад тебя видеть, поэтому растрогался. Я уж боялся, что ты не придешь.
– Я пришла сразу, как узнала.
Говард кивнул:
– Я знал, что он, в конце концов, тебе скажет.
– Кто?
– Дариус. Конечно, я обещал не звонить тебе, но в нашем уговоре не было слов о том, что я не могу связаться с ним. Я оставил ему сообщение месяц назад, когда упал на улице и «скорая» привезла меня сюда.
Месяц? Летти онемела. Дариус целый месяц знал, что отец в больнице всего в часе езды от Фэрхоулма?
Отец потер иссохший подбородок.
– Хотя я почти уверен: он и раньше знал, что я болен. Он нанял человека следить за мной с того дня, как ты ушла с ним. Этот парень видел, что я посещаю врача три раза в неделю.
Летти зажала рот ладонью. Выходит, не месяц, а два? Дариус знал, что отец болен, умирает, и намеренно скрывал от нее, а ей говорил, что отец играет в шахматы.
Холодный пот выступил на коже. Дариус лгал ей. Как он мог быть таким черствым, бессердечным и жестоким?
Ответ очевиден: он ее не любит. И никогда не любил.
Она едва не задохнулась от гнева и боли.
– Дариус тебе ничего не сообщил? – произнес отец. Она помотала головой, и он вздохнул: – Как же ты тогда узнала, что я здесь?
– От миссис Поллифакс.
– Понятно. – Тут его взгляд переместился на живот Летти, и лицо у него просветлело: – Наверное, до срока неделя или две?
– Да.
– Я почти успел, – довольным голосом заявил он. – Врачи говорят, что я не жилец, а я им сказал, что пока никуда не тороплюсь. Я твердо настроен увидеть своего внука до того, как умру.
Летти трясло от горя и ярости.
– Перестань говорить о смерти.
– Прости, Летти, но я ведь умираю.
– Неужели нет никакой надежды? – дрогнувшим голосом спросила Летти. – Может, операция? Или… еще чье-то мнение?
– Я еще до того, как вышел из тюрьмы, знал, что умираю.