– В Рим, – заявила Милдред. – И на три недели.
Дариус засмеялся. Милдред знает себе цену. И он ее за это уважал.
– На три, – согласился он. – Но сначала вы сделаете одну вещь. Я хочу купить дом.
– Вам тесно в пентхаусе?
– Я хочу определенное место. Узнайте, сколько это стоит.
Дариус все объяснил, и Милдред присвистнула:
– Хорошо, босс. Перезвоню вам, как только узнаю. Какая максимальная цена?
– Сколько запросят.
Дариус отключился и вернулся в постель к своей беременной новобрачной. Он слышал, как запели птицы, когда за окном стало подниматься солнце.
Его вдруг осенило: вот она, награда за все правильные поступки, которые он совершил в жизни. Это – Летти. Покой. Дом. Дети. Радость. Все то, о чем он уже и думать забыл. Все это у него будет.
И никто, в особенности ее преступник отец, не встанет между ними.
Личный самолет Дариуса подлетал к Нью-Йорку, спускаясь сквозь облака. Летти не могла понять, что чувствует: облегчение или сожаление.
Она рада вернуться, чтобы быть ближе к отцу. Дариус заверил ее, что отец здоров, живет в их старой квартире бесплатно и с регулярным пособием и целыми днями играет в шахматы с приятелями в парке. Летти из этого заключила, что Дариус нанял кого-то приглядывать за отцом, но она не стала возражать – хорошо, что с отцом все в порядке. Хотя не может не переживать, что не видит его.
Она посмотрела на Дариуса – он сидел в белом вертящемся кресле напротив и большую часть полета набрасывал в ноутбуке соображения по поводу развития своей новой фирмы. Но когда их взгляды встречались, он смотрел уже только на нее. И Летти ощущала тепло его глаз каждой клеточкой тела.
Приподняв бровь, он шутливо произнес:
– Мы еще можем развернуть самолет в обратную сторону.
– Там было чудесно, – сказала Летти, – но вернуться домой тоже приятно. – Она помолчала. Прикусила губу, зная, что ей не следует об этом просить, но удержаться не смогла: – Когда прилетим в Нью-Йорк, ты поговорил бы с папой. Если бы ты услышал его…
– Забудь об этом. – Дариус защелкнул ноутбук.
– Прощение очищает душу. Ты ведь не знаешь… – отчаяния в голосе ей не скрыть, – возможно, и ты когда-нибудь попросишь о прощении!
Он фыркнул:
– Не попрошу, так как не планирую совершать преступления.
Ей надо просто проявить терпение. Она перевела дух и заговорила о другом:
– Мне очень понравилась твоя семья. Может, тетя Иоанна захочет навестить нас в Нью-Йорке?
Дариус мгновенно расслабился и улыбнулся:
– Она ненавидит летать, называет самолеты новомодными, опасными прихотями. Но после рождения ребенка мы могли бы вернуться на Гераклиос.
– Я бы очень хотела. – За окном было видно, как самолет снижается, проходя сквозь облака, похожие на белую сахарную вату. – А пока что начну изучать греческий. – И кокетливо из-под ресниц взглянула на Дариуса: – Ты бы хотел учить меня своему родному языку?
У него загорелись глаза, и он уже поднялся с кресла, но пилот объявил по связи, что самолет идет на посадку и им следует пристегнуться.
– Это не Тетерборо? – удивилась Летти, посмотрев в иллюминатор.
– Нет, – улыбнулся Дариус.
– Это Лонг-Айленд? Что-то случилось?
– Подожди и увидишь.
Самолет приземлился, и они спустились вниз. Автомобиль ждал их на бетонированной площадке, водитель и охранник быстро выгрузили чемоданы из самолета.
– Но почему мы здесь? – ничего не понимая, спросила Летти уже на заднем сиденье машины, когда они выезжали их аэропорта.
– Увидишь.
– Ты просто невозможен!
– Невозможен? – Он поднял бровь и, придвинувшись поближе, прошептал: – На самом деле? – И набросился на нее с поцелуями, так что ей пришлось признать, что у него есть несколько хороших качеств.
Лимузин свернул на прибрежную дорогу, которую Летти прекрасно знала. Подозрения переросли в уверенность, когда они проехали по той же самой узкой улице, которая вела к внушительным строениям 20-х годов… к Фэрхоулму. Она повернулась к Дариусу и рассерженно спросила:
– Почему тебе взбрело в голову сюда приехать? Дом с дороги все равно не виден. Ворота охраняются, поэтому если ты рассчитываешь увидеть дом хоть мельком, то это не удастся.
– А ты пыталась?
– Пыталась. Через месяц после того, как дом продали на аукционе. Я тебе говорила, что хотела сфотографировать фреску прабабушки, а охрана едва не спустила на меня собак.
– Сегодня этого не произойдет.