41 
– Зачем ты говоришь мне все это?
Метис лежал обессиленный и молчал: он начал потеть, его рука ослабила свою хватку. Священник толкнул дверь и вышел из хижины – вокруг была полная темнота. Как найти мула? Он стоял, прислушиваясь; где-то неподалеку раздался вой. Ему стало страшно. В хижине горела свеча; оттуда неслись странные, булькающие звуки – метис плакал. И священнику снова вспомнился нефтяной фонтан, вспомнились маленькие черные лужицы и как на них с медленным бульканьем появлялись и лопались и снова возникали пузырьки.
Он зажег спичку, пошел напрямик – шаг, другой, третий – и наткнулся на дерево. В этой кромешной тьме толку от спички было не больше, чем от светлячка. Он шепнул: «Mula, mula», боясь, что метис услышит, если говорить громко, да и вряд ли глупое животное отзовется. Он ненавидел его – ненавидел эту качающуюся, как у китайского болванчика, башку, этот жадно жующий рот, запах крови и помета. Он зажег вторую спичку и снова пошел и через несколько шагов снова наткнулся на дерево. В хижине все еще слышался булькающий плач. Ему надо попасть в Кармен и уйти оттуда, пока этот человек не свяжется с полицией. Он снова стал мерить шагами полянку – раз, два, три, четыре – и опять дерево. Под ногой у него что-то шевельнулось – не скорпион ли? Шаг, второй, третий – и вдруг где-то в темноте раздался рев мула; должно быть, проголодался или учуял какого-нибудь зверя.
Мул стоял на привязи в нескольких ярдах от хижины – огонек свечи теперь скрылся из глаз. Спички были на исходе, но после двух очередных попыток он все-таки нашел мула. Метис снял с него всю сбрую, а седло спрятал. Тратить время на поиски было нельзя. Он взобрался на мула и только тут понял, что эту скотину никакой силой не сдвинешь с места, когда и веревки вокруг шеи на нем нет. Он стал выкручивать ему уши, но они были не более чувствительны, чем дверные ручки. Мул стоял как вкопанный, наподобие конной статуи. Он зажег спичку и ткнул ею мула в бок. Мул вдруг ударил задом, и он выронил спичку; мул снова замер, хмуро опустив голову; его огромные допотопные ноги словно окаменели. Священник услышал укоризненный голос:
– Вы бросаете меня здесь – на верную смерть?
– Вздор, – сказал он. – Я тороплюсь. К утру тебе полегчает, а мне ждать больше нельзя.
В темноте послышался шорох, и рука схватила его за босую ногу.
– Не бросайте меня, – заныл голос. – Молю вас… как христианин.
– Ничего с тобой не случится.
– Откуда вы знаете? А гринго – он ведь шатается в этих местах.
– Про гринго я ничего не слышал. И тех, кто его видел, тоже не встречал. И вообще, он же только человек – такой же, как мы все.
– Не оставляйте меня одного. Я боюсь…
– Хорошо, – устало проговорил священник. – Найди седло.
Оседлав мула, они снова двинулись в путь; метис шел, держась за стремя. Оба молчали – метис то и дело спотыкался; близился серый рассвет. Где-то в душе у священника тлел уголек жестокого удовлетворения: вот он, Иуда, больной, еле идет и боится темноты. Пусть остается один в лесу, надо только подстегнуть мула, и все. Он ткнул его в бок острием палки, и мул затрусил усталой рысцой, а рука метиса задергала за стремя – дерг-дерг, – стараясь остановить его. Послышался глухой стон, что-то вроде «Матерь божия», и священник придержал мула.
– Господи, прости меня, – молился он. Ведь Христос умер и за этого человека. Вправе ли он, со своей гордыней, похотью и трусостью, считать себя более достойным этой смерти, чем вот такой метис? Метис собирается предать его ради обещанных денег, деньги нужны ему, а сам он предал Господа ради похоти и то не такой уж сильной. Он спросил: – Тебе плохо? – но не услышал ответа. Он слез и сказал: – Садись. А я пойду пешком.
– Мне хорошо, – с ненавистью сказал метис.
– Садись, садись.
– Думаете, вы такой уж благодетель? – сказал метис. – Помогаете своим врагам? Как истинный христианин?
– Разве ты враг мне?
– Это вы так считаете. Думаете, я гонюсь за наградой? Обещано семьсот песо. По-вашему, такой бедняк, как я, не устоит – донесет полиции?
– Ты бредишь.
Метис сказал угодливым голосом предателя:
– Ну ясно, вы правы.
– Садись, садись. – Метис чуть не упал. Священнику пришлось подсадить его на мула. Он стал бессильно заваливаться на бок, так что рот его пришелся вровень со ртом священника, и ему дохнуло в лицо мерзостью. Метис сказал:
– Бедняку выбирать не приходится, отец. Будь у меня деньги… и не такие уж большие, я бы стал добрым.
41 
