38 
Взглянув на Верниту, Аксель заметил:
— А ты сегодня роскошно одета!
— Боюсь, что… получается, что я украла плащ принцессы Полины, — пробормотала Вернита.
— Он тебе очень идёт.
Вернита залилась краской, словно угадав мысли Акселя. Он снова повернулся к лошадям, и она тихо произнесла:
— Ты понимаешь, что у меня нет ничего, кроме того, что на мне?
— Мы купим всё, что нужно, — ответил Аксель.
— Будь экономен и не трать деньги слишком поспешно, — предупредила Вернита, вспомнив о том, как быстро растаяли сбережения отца и сколько лишений выпало на долю им с матерью.
Аксель, словно подумав о том же, ответил:
— Не беспокойся, дорогая. Сегодня мы остановимся у верного друга, который ссудит мне столько денег, сколько нам понадобится, чтобы добраться до моря и вернуться домой.
— У друга? — переспросила Вернита.
— У виконта де Клермона, в чьём доме я жил в Париже. Он сейчас живёт в одном из своих поместий недалеко от Мерлана — туда мы и направляемся.
— А он не побоится спрятать нас от тайной полиции?
— Мой друг тебе понравится, — ответил Аксель. — Он принадлежит к старинному аристократическому семейству и всей душой презирает императора. Наполеон для него — выскочка-корсиканец, даже не француз!
Вернита рассмеялась.
— Так же говорили и слуги о своей хозяйке, сплетничая о принцессе Полине.
— Старорежимные дворяне очень горды, а виконт де Клермон к тому же мой ближайший друг. Мы вместе учились в университете, и позже, когда он бывал в Англии, он всегда останавливался у меня.
— И ты, приехав во Францию, открылся ему?
— Я, как и Анри, счастлив доверить ему свою жизнь.
— Я боюсь, когда ты так говоришь, — прошептала Вернита.
— Меня любит столько людей! — улыбнулся Аксель. — И первая среди них — ты, дорогая.
— Я сегодня весь день не находила себе места, — начала рассказывать Вернита. — Когда принцесса сказала, что император хочет встретиться со мной вечером в главной спальне, я не знала, что делать, и поняла, что единственный выход — найти тебя и посоветоваться с тобой.
— Я сегодня не мог приехать во дворец принцессы, — ответил Аксель.
— Теперь я знаю. Император сказал сестре, что послал тебя в Сен-Клу к генералу Бертье.
— У меня не было возможности предупредить тебя, что я уезжаю из Парижа, — объяснил Аксель, — но я решил приехать к тебе вечером, когда принцесса отправится на званый вечер.
— Вот удивились бы слуги!
— Я бы придумал какой-нибудь предлог, — беззаботно ответил Аксель. — Я готов на все, чтобы ты не беспокоилась и не скучала обо мне! — Помолчав, он добавил: — Представляю, что ты должна была чувствовать, когда вчера я вошёл в главную спальню и увидел тебя в объятиях императора!
— Ты… рассердился на меня? — тихо спросила Вернита.
— Как я мог на тебя сердиться? Я знал, что ты ни в чём не виновата, — ответил Аксель, — но, клянусь Богом, никогда ещё Наполеон не был так близок к хорошей взбучке!
— Ты не мог этого сделать! — воскликнула Вернита. — Только представь, что было бы с тобой после этого!
— Об этом я старался не думать, — ответил Аксель, — но мне показалось, что живым и свободным я принесу родине больше пользы, чем мёртвым или заточенным в темнице.
— Я была так поражена! Принцесса послала меня за серёжкой, которую забыла… на столике в спальне.
На последних словах голос Верниты дрогнул — она вспомнила о своих подозрениях, доставлявших ей такую боль.
Щеки девушки заполыхали ярким румянцем. Она выпрямилась и уставилась на дорогу, мучимая приступом ревности.
Аксель, переложив поводья в правую руку, левой взял руку Верниты и поднёс её к губам.
На Верните не было перчаток: прикосновение тёплых губ Акселя пронзило её огненной стрелой.
— Я люблю тебя! — тихо, но с силой произнёс он. — Забудь прошлое! Забудь обо всём — помни только, что теперь мы вместе! Так мы хотели, так рассудила судьба.
От его слов, от тона, каким они были произнесены, и от прикосновения его губ Верниту охватила сладкая дрожь.
Она придвинулась ближе к нему и, подняв сияющие глаза, прошептала:
— Я люблю тебя… люблю так, что мне ничего больше на свете не нужно!
— Больше мне ничего не нужно! — словно эхо откликнулся Аксель.
Он отпустил её руку и заговорил совсем другим тоном:
— Теперь, дорогая моя, мы должны позаботиться о нашем будущем. Одна ошибка, одна случайная оговорка — и мы навсегда потеряем счастье и друг друга.
38 
