33 
Он открыл свою сумку и, достав небольшую баночку, аккуратно нанес мазь на кровоподтек, налившийся синевой, и на места с содранной кожей.
— А теперь, все что ей нужно, — это полный покой, а когда она очнется, — тепло и ласка.
Герцог, доселе сохранявший молчание, подошел к кровати.
— А где мать девочки? — спросил он. — Если она работает в поле, то, наверное, скоро вернется.
— Ей пришлось уехать и, по-видимому, на всю ночь, — ответила Марсия, — но она должна вернуться завтра утром. А до тех пор я побуду с Лизетт.
Герцог удивленно посмотрел на нее.
— Вы хотите сказать, что собираетесь остаться здесь? А почему бы вам не взять ребенка с собой в chateau?
— Нет, нет, — замотала головой Марсия. — Она может сильно испугаться, когда придет в себя в совершенно незнакомом месте.
— И вы готовы остаться с нею здесь? — повторил свой вопрос герцог.
Он не мог представить, чтобы женщина его круга провела ночь в крестьянском доме, дабы присматривать за больным ребенком, которого никогда раньше не видела.
— Конечно, я должна остаться. Ведь это я виновата в том, что девочка в таком состоянии и, кроме того… она такая милая.
— Вы, конечно, вольны поступать, как считаете нужным, — сказал герцог, — но вы также должны понимать, что здесь вам будет не совсем удобно.
Марсия ничего не ответила, лишь крепче прижала к себе малышку, словно хотела вдохнуть в нее жизненные силы.
— А где отец ребенка? — спросил герцог.
— Я… я не догадалась спросить у Пьера, — недоуменно произнесла Марсия после минутного раздумья.
Герцог вышел из спальни.
Жак поставил баночку с медовым кремом на стол, присовокупив к ней еще несколько предметов.
Пьер продолжал обхаживать лошадей, когда к нему подошел герцог.
— А где твой отец? — спросил он.
— Мой отец умер, господин, — ответил мальчик. — Он погиб под обвалом этой зимой.
— И как же твоя мать без отца кормит семью?
— Она берет в стирку вещи, — объяснил Пьер, — и еще плетет кружева, а затем продает на рынке.
Герцог знал, что кружева местных мастериц пользуются большим спросом у приезжих, многие дамы приспосабливают их к своим нарядам.
И как ты думаешь, твоя мать вернется Пьер пожал плечами.
— Если дедушке станет лучше, она вернется сегодня вечером, если нет — завтра рано утром.
Герцог вернулся в дом.
Как раз в это время из спальни вышел Жак.
Герцог прошел с ним на кухню и проинструктировал насчет дальнейших действий.
Жак внимательно выслушал то, что он должен будет сказать в chateau.
— Я все передам, господин, — пообещал он.
— Спасибо, Жак. А теперь бери фаэтон и отправляйся в chateau; я же позабочусь об Аквилин.
— Я видел ее в поле. Хорошо, что она не пострадала.
— Я тоже подумал об этом, — заметил герцог.
Жак забрался в фаэтон и уехал. Герцог подошел к Аквилин, та ткнулась в него носом.
Он прикрепил вожжи к шее лошади — Марсия забыла сделать это — и подвел ее к дому.
— А теперь будь умницей и не отходи далеко, — обратился он к лошади.
Пьер стоял у ворот и наблюдал за ним.
— Проследи за моей лошадью, — сказал герцог мальчику. — Мне очень не хотелось бы потерять ее.
— Я присмотрю за ней, — охотно согласился Пьер.
— За это я дам тебе немного денег сходить в деревню, — посулил ему герцог.
У мальчика загорелись глаза.
Нетрудно было догадаться, что с тех пор как погиб его отец, мать с трудом могла прокормить себя и детей.
Марсия изумилась, увидев вернувшегося в спальню герцога.
— Вы все еще здесь! — воскликнула она. — Я слышала, как ускакали лошади, и думала, что вы вернулись в chateau.
— Я решил, что, вернувшись, мне придется отвечать на множество вопросов. Марсия улыбнулась.
— Конечно, придется! Я… я очень сожалею о случившемся.
— Вы не должны сожалеть.
— Я никогда не простила б себе, если бы все обернулось еще худшей бедой для этой малышки.
Но ваш камердинер считает, что рана несерьезная и мозг… не поврежден.
— Я доверял Жаку заботу о состоянии моего тела и духа на протяжении многих лет, и он ни разу не подвел меня.
Пока он говорил, Марсия с нежностью смотрела на ребенка, покачивая; ее глаза излучали любовь.
Сидя на кровати, она сняла сапоги для верховой езды и теперь полулежала, откинувшись на подушки.
Она была очень красива в ореоле рассыпавшихся золотистых волос.
Герцог сел на стул и залюбовался ею.
Он хранил молчание, и Марсия вопросительно подняла на него глаза.
33 
