191 
«Почему я чувствую здесь незримое присутствие какого-то шестого человека, тень которого словно подсматривает за всеми нами, всеми руководит? Ага, я ощущаю, причем очень отчетливо, присутствие Марка Юлиана в лице каждого из них. Я почти наяву вижу эти глаза, постигающие с первого взгляда то, что большинству людей бывает доступно лишь через сутки».
С огромными усилиями Домициану удалось наконец изгнать из своих мыслей этот призрак.
— Марш вперед! — скомандовал он звонким и гневным голосом.
На какое-то мгновение бесстрастное поведение Циклопа вызвало в Императоре смутные опасения, но позвякивание тяжелых цепей на подозреваемых и сознание того, что рядом в прихожей находится двойной караул, развеяло их.
Все меры предосторожности приняты. Но откуда же взялось это постоянно возвращающееся к нему чувство смертельной опасности, которое покалывало его своими холодными иголочками?
— Все вы — безбожное отродье, и вы знаете это. Лишь одним богам известно, какое поразительное сочетание животной хитрости, изворотливости, алчности, неверности могло подвигнуть вас на этот поступок, — важно изрек Домициан. — А теперь я хочу, чтобы вы сказали мне сами, почему вы попытались убить вашего повелителя и бога. Если ваши ответы будут честными и подробными, вы получите быструю смерть и приличные похороны. После этого я поговорю с каждым наедине, и вы назовете имена остальных заговорщиков. Тот, кто назовет меньше всех имен, будет распят на кресте.
Они наблюдали за ним с каким-то напряженным ожиданием. Вообразил ли он себе это, или же они в самом деле начали потихоньку приближаться к нему? Они казались замершими перед прыжком. В коридоре громко хлопнула дверь. Грубым, басовитым голосом караульный объявил о начале девятого часа. Кариний неестественно выпрямился и застыл как изображение на алтаре богов-покровителей домашнего хозяйства, который стоял в прихожей. В этот момент он наливал вино в жертвенную чашу. Его руки затряслись, и густое, красное вино выплеснулось на пол и на алтарь.
«О, мать богов, даруй мне сердце льва… Сейчас извергнется вулкан! А мне придется стоять на пути, по которому потечет лава».
Находившаяся в своих покоях Домиция Лонгина взяла табличку, на которой было написано имя ее мужа с многочисленными титулами и бросила в горящую жаровню.
«Падите стены тюрьмы! — молилась она. — Теперь! Юнона, либо моя жизнь, либо его!»
В полумраке Великой школы четверо стражников, поставленных охранять камеру Аурианы, переглянулись в изумлении, когда их подопечная вдруг зашевелилась и встала. Она кое-как подтащила свое израненное тело к окну камеры. При этом на бинтах из шерстяной ткани, которыми было перевязано ее бедро, выступило свежее пятно крови. В ее глазах появилось возбуждение. Позже стражники сообщили, что в девятом часу она смотрела прямо на дворец, словно наблюдала за событием, которое случилось именно в тот момент и стало главной темой разговоров на многие дни вперед.
Домициан заметил, что Стефаний медленно, украдкой стал разбинтовывать свою повязку на сломанной руке. Император резко встал.
— Стой! Что ты делаешь?
И вдруг все пять арестантов в едином порыве кинулись вперед, словно они стояли на дорожке перед началом состязаний по бегу. На ходу они стали стряхивать с себя кандалы. Циклоп немного опередил всех.
Кариний вцепился в алтарь, закрыл глаза и стал невнятно бормотать молитву Атаргагис, сирийской богине, которую почитали у него на родине.
В императорской спальне царил полный хаос, слышались рычание и визги, звуки падающих тел. Пол уходил из-под ног Кариния.
Домициан с побледневшим лицом остолбенело уставился на заговорщиков. Их кандалы лопнули, словно были сделаны из дерева, а не из металла. Крик застрял в его глотке, когда в руке Стефания что-то блеснуло. Конечно же, в повязке был кинжал.
Предатели.
Домициану показалось, что на него нахлынули все те сотни кошмаров, которые снились ему до этого. Происходящее не укладывалось в голове, но все же оно происходило наяву.
— Умри, тиран! Умри! — голос Стефания перекрыл все остальные голоса, когда они, толкая друг друга, старались схватить Императора.
Домициан стоял столбом в то время как убийцы окружали его, словно стая волков. Циклоп заключил его сзади в свои медвежьи объятия и крепко держал, чтобы Стефаний мог нанести меткий удар кинжалом в сердце. Но Домициан наконец очнулся от паралича и стал бешено сопротивляться, пустив в ход свои кулаки и ноги. Смертельная опасность удесятеряла его силы. Сатур мгновенно был повержен на пол мощным ударом ноги. Затем Император бросился на Стефания, пытаясь выдавить ему глаза. Стефаний в страхе отмахивался кинжалом от подбиравшихся к его лицу пальцев Императора.
191 
