181 
Все вздрогнули, услышав звонкую команду, раздавшуюся во внутреннем дворе многоэтажного дворца, где происходила очередная смена караула. Их роль была несложной. Они должны были сохранять молчание и спокойствие, пока не совершится намеченное, какие бы странные звуки ни доносились из спальни Домициана. По их мнению заговор был инспирирован Петронием, а остальное их не интересовало. К тому же посвящать их в детали заговора никто не собирался в интересах безопасности Нервы на тот случай, если кто-то из восьмидесяти окажется предателем. Все они были из недавнего набора и чтили одного Петрония, который пообещал каждому повышение в чине и щедрое вознаграждение. Тем не менее, страх гнездился в сознании каждого из них. Не так-то просто было бросить вызов священной клятве защитить Императора. Большая часть этих преторианцев уже начала сожалеть о том, что дала себя втравить в это смертельно рискованное дело. Если бы сейчас была какая-то возможность отказаться от участия в покушении, они тут же воспользовались бы ею.
Жара, обычная для августа, казалось, совсем не знает удержу. Вместе с растущей напряженностью это не лучшим образом сказывалось на настроении преторианцев, которые уже начали сравнивать все эти неудобства с пыткой на колесе. Одна и та же мысль постоянно лезла им в голову — а почему, собственно, это покушение обязательно должно увенчаться успехом? Что если об этом узнают гвардейцы из другой центурии, которые остались верными Императору? Тогда участь их будет весьма незавидной — с ними быстро и жестоко расправятся. К завтрашнему утру все они будут стоять в очереди на дыбу.
Прозвучали фанфары, возвещавшие, что их повелитель и бог прибыл во дворец через довольно скромный и незаметный вход со стороны Форума и теперь движется по огромному вестибюлю. Многими в этот момент овладел приступ отчаяния. Они уже надеялись на то, что Петронию не удастся убедить Императора покинуть Колизей, и все их страхи на этом закончатся. Через час их сменит другой караул, а они спокойно вернутся в казармы и больше об этом не вспомнят.
Издали послышалась мерная поступь обутых в массивные сапоги ног, и вскоре показались двадцать четыре ликтора Домициана, которые несли фасции — древний символ безграничной власти на земле. Преторианцы завороженно уставились на тускло поблескивающие топоры, торчавшие из связок прутьев. Они означали волю Императора казнить и миловать. Потом они увидели Петрония, шагавшего рядом с Императором. Лицо центуриона выглядело каким-то нездоровым, одутловатым, и это не очень-то ободрило его подчиненных, не рассеяло их страхов. Однако наибольшее впечатление на них произвел сам Домициан.
По иронии судьбы никогда еще он не выглядел столь авторитетно и внушительно, как в этот день. Он как бы вырос в их глазах, превратившись в великана, который движется среди облаков с безразличием Зевса. Густые брови были свирепо насуплены, а глаза метали молнии, которые могли вот-вот испепелить побледневших заговорщиков. Он не смотрел по сторонам, считая зазорным обращать внимание на присутствие караула, который воспринимался им как ряд колонн. Многие опасались, что Император своей божественной проницательностью сумеет распознать запах измены, исходивший от них.
«Это преступление и богохульство. Его невозможно убить. Мы все погибнем из-за корыстных расчетов Петрония».
Они чувствовали себя глупыми слугами, испытавшими гнев своего повелителя. Их сверлила одна и та же мысль: нужно действовать чрезвычайно быстро, ведь остался всего час до смены караула. И тогда их сменят лоялисты.
Когда свита Императора проследовала мимо них, из Колизея донеслись глухие рокочущие звуки, словно гора взорвалась огнем. Наконец, все крики и шум слились в один продолжительный гул, и преторианцам стало ясно, что поединок закончился. Их очень удивило, что обычное скандирование: «Аристос — король!» звучало как-то робко и было лишено прежней яростной энергии. Вскоре оно совсем прекратилось. Именем Марса, что же они там кричат?
И вот раздался оглушительный клич, в значении которого ошибиться было невозможно. Победительницей провозглашалась Ауриния.
Этого не могло быть. Это была чья-то изощренная шутка. Но снова и снова толпа выкрикивала имя этой женщины, и постепенно все поверили в победу Аурианы. Долгое время преторианцы пребывали в мрачном замешательстве, не зная, как истолковать это вопиющее нарушение всех законов природы. Удачу сулило это или крушение их планов? Затем высказался один всеми уважаемый, храбрейший молодой человек.
181 
