— Никакая жизнь не может быть настолько тяжелой, чтобы забыть о любимой дочери, — отрезала Элен. — А уж позванивать точно можно.
— Ну извини меня, пожалуйста! — с отчаянием воскликнул Дейк. — Что мне сделать, чтобы ты меня простила?
Неожиданно Элен стало его жалко. Сидит сгорбившись, пришел мириться, а она его пинает… Может быть, все-таки не такой он плохой человек? Но простить ему многолетнее молчание вот так сразу… Хотя первый шаг сделать можно в ответ на его первый шаг. Элен коснулась подаренного Ритой крестика под блузкой. Она никогда не была истинно верующей, настоящей приверженкой англиканской церкви ее не назовешь, но все же Господь учил прощать.
— Чаю хочешь?
— Да, конечно, — обрадованно закивал Дейк. Элен щелкнула кнопкой электрического чайника, достала из сушилки красивые чашки, поставила на стол вазочку с печеньем.
— Так зачем ты все-таки пришел? Только не говори, что соскучился.
— Так и есть. Я понял, что поступил неправильно, когда расстался не только с твоей мамой, но и с тобой тоже. Впрочем, это она меня выгнала…
Вот так поворот! Элен едва не рассыпала сахар.
— То есть у тебя проснулась совесть? После стольких лет? Мило.
— Можешь говорить что угодно. Я позвонил твоему дедушке, и он сказал мне, где вы с мамой отдыхаете. А так как мне нужно было во Францию по делам, я решил, что заодно навещу вас.
— Что-то я тебя там не видела.
— А я приходил, когда ты уже уехала, — прищурился Дейк. — И застал только твою мать с каким-то жиголо.
Элен очень аккуратно поставила сахарницу.
— Что?
— Пока ты, доченька, сидишь здесь, в Лондоне, твоя мамочка завела курортный роман с полным отморозком, — зло сказал Дейк. — Я попытался достучаться до ее разума, но она осталась глуха к справедливым доводам. Я очень хотел бы восстановить с ней отношения, но, кажется, она полностью очарована этим мерзавцем и не собирается меня слушать. А ее любовник посмел прибегнуть к рукоприкладству, чтобы прервать нашу беседу.
— Как выглядит этот жиголо? — спокойно поинтересовалась Элен. Внутри что-то закипало, как в старинном чайнике. С бульканьем. Еще немного — и пар пойдет. Нет, она все-таки не ошиблась, встретив отца холодно. Видимо, за прошедшие годы он если и изменился, то лишь к худшему.
Дейк принялся с упоением расписывать Мэтью черными красками, не обращая внимания не выражение лица дочери. Элен же боролась с желанием огреть папочку сковородкой прямо сейчас. Ни о каком прощении речи уже не идет. Надо себя сдерживать, не распускать руки. Вдруг убьет ненаглядного родителя, куда потом девать труп?
— Твоя мать, — вещал Дейк, — ведет себя как проститутка. Оставила тебя одну, выгнала небось с виллы, а сама там забавляется с молодым любовником. И совершенно не ценит любовь, которую я хочу ей предложить.
— Папа… — сладким голосом сказала Элен.
— Да, дочка? — улыбнулся Дейк.
— Иди ты… — тем же тоном произнесла девушка.
Дейк опешил.
— Что ты сказала?!
— Иди ты, — посоветовала Элен. — Не понял с первого раза? И если еще раз посмеешь явиться, я из тебя котлету сделаю. Я восточными единоборствами занимаюсь. Впрочем, это было уже после того, как вы с матерью разошлись, так что ты наверняка не в курсе. Вали отсюда, папочка.
— Вот ты какая… — медленно произнес Дейк.
— Вот такая.
— Да, сразу видно, в кого ты пошла!
— Имеешь в виду, что я вся в тебя? Убирайся! — Элен взялась за сковородку. На той еще сохранились остатки ужина. Ничего, так будет даже смешнее, будто в глупой американской комедии. — А то кликну соседа Майкла. Он в полиции работает.
— Родному отцу полицией грозит! Ну ладно, как хочешь, — Дейк поднялся. — Имей в виду, я приходил по-хорошему, ты сама меня слушать не захотела. Вы обе еще пожалеете!
— Уйдешь ты или нет?! — крикнула Элен. — У меня терпение иссякает.
Дейк встал и пошел к двери. На пороге остановился и скорбно взглянул на Элен, но та по-прежнему держалась за сковородку. Он вздохнул и удалился, хлопнула входная дверь. Элен отпустила ни в чем не повинную посуду, кинулась в коридор и заперла дверь на все замки.
После этого она вернулась на кухню, налила себе чашку чаю, села к столу… и вот уже тогда заплакала.
Остин Шэнкс распахнул дверь громадного внедорожника.
— Прошу, прекрасная дама.
Голос с манерами не сочетался: глухой какой-то и невыразительный, про такой говорят — пропитой. Да и сам Остин выглядел странно, насколько Рита смогла разглядеть в свете, падавшем из салона: коренастый, с уродливым шрамом на левой щеке и губы какие-то кривые. Рита одернула себя: нельзя так придирчиво рассматривать человека, который тебя выручил.