— Ерунда, — сказал он. — Бывало и хуже. Прекращай скулить, Трублад, и иди к дому, мысленно выругал себя Броди. Еще не хватало выставить себя нытиком перед Динни.
Стараясь не обращать внимания на боль, он сделал непроницаемое лицо. Шагая к дому с высоко поднятой головой и чувствуя, как при каждом движении джинсы трутся об утыканную колючками кожу, Броди выругался сквозь зубы.
— Я принесу аптечку, — крикнула Динни и побежала к грузовику.
Хлопнула дверь пикапа, и подошвы Динни зашлепали по выложенной камнями дорожке.
— Вот, — сказала она.
Броди кивнул; сейчас он не был расположен к разговорам.
— И где мы этим займемся? — спросила Динни, войдя в домик. Броди моргнул, очутившись в полумраке после яркого наружного света, и почувствовал, что его бросило в дрожь.
Броди сглотнул. Действительно, где?
— На кушетке, — ответил он, удивившись своему сдавленному голосу. Неясно, был ли он таким от боли или от предчувствия того, что должно произойти?
Динни сжала в руках аптечку и поморщилась.
— А как мы снимем с тебя штаны?
— А их обязательно снимать?
— Броди, как, по-твоему, я буду вынимать эти иглы через джинсовку?
Она права. Броди вздохнул.
— Я не хотел бы раздеваться перед тобой, — сказал он. — То есть тебе не следует смотреть на голого мужчину. — Господи, как глупо.
— Согласна, приятного в этом мало, но, кроме меня, этим некому заняться. Конечно, ты можешь влезть на Рейнджера или вернуться домой на грузовике. Но представляешь, каково тебе будет трястись на ухабах?
Броди скрипнул зубами.
— Ладно, я попытаюсь снять джинсы.
— Снимай, а я поищу в аптечке пинцет.
— Хорошая мысль. — Чувствуя себя полнейшим идиотом, Броди повернулся к девушке спиной.
Динни посмотрела на аптечку. Ее взгляд остановился на огромном красном кресте в центре белой пластмассовой крышки. Во рту у нее пересохло.
Надо бы глаз не сводить с этой аптечки, но ее уши чутко ловили каждый шорох, издаваемый Броди Трубладом с другого конца комнаты. Безумные, соблазнительные звуки раздевания.
От звяканья пряжки у Динни мурашки пробежали по спине. Она слышала, как ремень выскальзывает из шлевок. Затем был щелчок. Для чувствительного слуха девушки он показался громким, как треск поленьев в очаге. Замочек молнии, скользящий вниз, издавал шуршащий звук, отдававшийся в ее ушах как шум океана. Динни бросило в жар. Она уже готова была повернуться и увидеть голый зад Броди Трублада во всей его красе.
Боже, Боже, Боже! Во что она влипла? Если честно, она никогда раньше не видела голого мужчину. Это будет для нее впервые.
Пальцы Динни нащупали замок аптечки. Эта проклятая штуковина не поддавалась. Руки девушки стали влажными.
Остынь, успокойся. Не вздумай все испортить, Динна Рене Холлис. Это наилучшая возможность втереться к нему в доверие. Помнишь старую басню про воробья и льва? Воробей вынул колючку из пасти льва и заслужил его вечную благодарность.
— Ты нашла пинцет? — спросил Броди.
— Э… у меня не получается ее открыть. А ты уже все?
— Я как раз стягиваю джинсы.
Представив себе эту картину, Динни резко дернула замочек. Ящик распахнулся; бинты, инструменты и лекарства разлетелись по всей комнате. Опустившись на четвереньки, чтобы собрать рассыпанные принадлежности, девушка в конце концов обнаружила пинцет, выглядывающий из-под кушетки.
— Нашла, — Динни помахала пинцетом.
— Тогда давай займемся колючками, — сказал Броди тоном человека, обреченного на смерть в газовой камере.
Динни упорно не поворачивалась, пока Броди со всеми возможными предосторожностями стаскивал джинсы. Он застонал пару раз, но все же девушка решила, что он переносит боль достаточно терпеливо.
— Я готов.
Она обернулась и обнаружила, что Броди лежит на животе поперек кушетки. Трусы он не снял. Вернее, плавки, совсем узенькие, ярко-красного цвета. Динни пришлось зажать рот ладонью, чтобы не рассмеяться. Она и вообразить не могла, что такой пуританин, как Броди Трублад, может носить узкие плавки. Тем более красные. Очевидно, она не подозревала о какой-то скрытой, чувственной стороне его натуры.
— И ты собираешься остаться в трусах?
— Да! — отрезал он.
— Хорошо. Мне нужно больше света.
— В спальне есть лампа.
— Сейчас вернусь, — сказала она, желая, чтобы сердце ее перестало стучать как бешеное.