Особенно,... 
7 
Девушка прокашлялась и протянула художнику руку.
— Добрый вечер. Меня зовут Наоми Берри.
— Добро пожаловать в «Гуал-э-Дрэг», — отозвался он, не заметив ее руки.
Наоми разочарованно уронила руку. В глубине души она надеялась, что он все же вспомнит ее.
— Спасибо.
Бран Ллевеллин присел в кресло с высокой спинкой, стоявшее сбоку от камина, и указал девушке на другое.
— Расскажите о себе.
— Что бы вы хотели узнать, мистер Ллевеллин?
— Начнем с самого начала.
— Но ведь я послала вам кассету, как вы просили…
— Верно, — прервал он. — Но как бы то ни было, теперь вы здесь лично, поэтому будьте любезны, освежите мою память.
Наоми заставила себя говорить спокойно, рассказывая внимательно слушающему мужчине о том, что родилась в Челтенхэме, получила обычное среднее образование и отправилась в Лондонский университет, потом работала в сфере исследования бизнеса, затем — антикварный магазин.
— Что вас заставило перейти в магазин? — спросил Бран.
— Мне интересна моя нынешняя работа. Я умею работать с цифрами, печатаю на машинке и получаю удовольствие от общения с людьми. Так что обладаю всеми качествами для работы в «Антиквариате Синклера». Время от времени посещаю аукционы, такие, как «Сотби», например… — Она оборвала свою речь, так как ее внимание привлек альков в дальнем конце комнаты, где знакомая супница красовалась среди других изделий из фарфора и керамики.
— Что такое? — спросил Бран.
— Я просто увидела вашу прекрасную коллекцию фарфора. Особенно хороша лидсовская супница. — Наоми обернулась к художнику с вежливой улыбкой на устах.
— Она нравится далеко не всем.
— Не понимаю почему. Лично я обожаю этот глубокий кремовый тон… — Она замолчала, смутившись. — Простите.
— Не нужно извиняться за восторженность. — Уголки его губ опустились. — Если хотите знать, именно ваш опыт по работе с керамикой повлиял на мое решение выбрать вас. Это и еще то, как вы говорите. Нет лучшей рекомендации, чем приятный голос. — Он пожал плечами. — Мне кажется, я мог бы жить рядом с вашим голосом, сколько бы ни заняло изложение моей жизни на бумаге.
— Надеюсь, что это не займет более трех недель, мистер Ллевеллин, — решительно заявила Наоми.
— Почему?
— Потому, что именно на столько меня отпустили с работы. Кстати, это упомянуто в кассете. Мне сказали, что вы торопитесь с этой работой, иначе я не предложила бы свои услуги.
— Понятно, — сказал он нетерпеливо. — Но я уже сделал основную часть работы. Так что дело за вами. Если мы не успеем вовремя, вина ваша.
Наоми едва сдержалась, чтобы не рассердиться.
— Эта опасность вам не грозит, мистер Ллевеллин…
— Отлично.
— Тогда, мистер Ллевеллин, может быть, оговорим порядок работы?..
— Ну, мое первое требование — будем называть друг друга по имени, — ехидно сказал он.
Она кивнула.
— Как скажете. Без сомнения, вы захотите каждый вечер просматривать сделанное за день…
— Нет! — сказал он с такой яростью, что девушка отшатнулась.
— Прошу… прошу прощения!
— Позвольте мне определять порядок работы, — продолжил он. — Начинаете в девять утра, короткий перерыв на кофе, обед и тому подобное и заканчиваете работу в пять.
— Конечно. Но я не возражаю работать дополнительно, чтоб поскорее закончить, мистер… Бран.
— Никаких «мистеров», просто Бран. — Его рот искривился в холодной усмешке. — И не переживайте, Наоми Берри. Вы отработаете свои деньги. По вечерам будете выполнять «домашнее задание», для чего и пригодится ваш приятный голос. После ужина будете читать мне то, что сделали за день.
Наоми сидела очень прямо и спокойно, но тут вдруг ее обожгло подозрение. С тех пор как она вошла в комнату, Бран еще ни разу не посмотрел прямо на нее.
— По затянувшейся паузе догадываюсь, вы начали понимать, — сказал он. — Вы слышали о несчастном случае в горах?
— Да, — сказала девушка, нервно прокашлявшись. — Читала в газетах.
— Я бросил репортерам эту кость, что позволило главное сохранить в тайне. Похоже, вы уже поняли, что я хочу сказать. Этот идиотский несчастный случай на горе, на которую до этого я поднимался десятки раз, сразил меня как художника. Короче, я — слеп.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Совершенно растерявшись, не зная, что сказать, смотрела Наоми в угрюмое, полное горечи лицо.
7 
