Особенно,... 
2 
— Изящная вещица для самых тонких ценителей, — сказал аукционист зазывающе и пустился превозносить богатство и чистоту коричневого цвета в этом сосуде ручной работы конца XVIII века, с двумя кручеными ручками в виде цветов и листьев исключительного изящества.
Наоми нетерпеливо завертелась в кресле, крутя головой во все стороны, но нигде в зале и признака не было той несравненной, легендарной личности, которая, по глубочайшему убеждению ее сестры, обязательно должна была здесь присутствовать. Но если только Бран Ллевеллин не замаскировался под стойку для зонтов, его здесь нет. Страстно благодарная ему за это, Наоми расслабилась и сконцентрировалась на торгах, где разгорелась настоящая битва, достигшая кульминации, когда покупатель по телефону предложил за супницу астрономическую сумму.
Поскольку больше не оставалось предметов, способных привлечь внимание знаменитого художника, у Наоми тяжелейший груз свалился с плеч. Просьба сестры постараться втереться в доверие к этому мужчине висела над бедной девушкой как дамоклов меч.
Покончив с формальностями, Наоми приступила к титаническому труду, которому, казалось, конца не будет. Каждую купленную вещь пришлось отдельно упаковывать. Один из портье проникся жалостью к маленькой труженице и предложил помочь снести коробки вниз. Наоми от всей души поблагодарила его, и через пару минут ей удалось втянуть его в разговор о лидсовской супнице.
— А я-то надеялась отхватить эту вещицу, — соврала она, укладывая вустерскую вазу в специальную упаковку. — Теперь, пожалуй, уплывет за границу.
Портье помотал головой и ближе наклонился к Наоми.
— А вот и нет. Совершенно точно известно, что она останется в Уэльсе, ее купил знаменитый художник Бран Ллевеллин.
Наоми выпрямилась.
— Неужели?
Портье важно кивнул.
— Ллевеллин — известный коллекционер. Кстати, — добавил он, — если вы оставили машину на общей стоянке, бегите скорей и попробуйте подъехать как можно ближе к зданию. А я пока спущу ваши коробки. Слишком уж тяжелая ноша для такой малышки, как вы.
Наоми с невероятной живостью проделала все, что он сказал, и умудрилась подогнать машину к самой двери. Когда ее благожелательный помощник уложил все коробки в багажник, Наоми с благодарностью улыбнулась ему.
— Как вы любезны. Большое спасибо. Кстати, — как бы между прочим добавила она, — я ужасно разочарована, что Бран Ллевеллин не осчастливил аукцион своим появлением. А я-то хотела попросить у него автограф.
Портье кивнул.
— Да, обычно он присутствует сам, но на прошлой неделе, когда он карабкался по горам, с ним произошел несчастный случай. Я знаком с одним парнем, который доставляет ему домой краски. Это как раз вблизи Ллантони… — Портье вдруг осекся и с треском захлопнул багажник. Не надо было рассказывать об этом. Вы никому не скажете?
Наоми вздрогнула.
— Не обмолвлюсь ни словечком, — заверила она его, села в машину и, опустив стекло, добавила: — Поскольку он художник, я надеюсь, что у бедняги не пострадали руки.
— Само собой! — Мужчина быстро ретировался, так как на пороге здания появился его коллега. — Ну, счастливого пути!
Наоми никогда не была особой лихачкой, и сейчас ей приходилось напрячь все силы, чтобы сконцентрироваться на том, что она делает, выезжая из Кардиффа к М4. Она заставляла себя не думать о Бране Ллевеллине, пока не попала на более спокойную трассу, ведущую к мосту Северн-бридж и Лондону.
«Как это сестрица упустила известие о несчастном случае?» — думала расстроенная Наоми.
Диана работала в «Кроникл» в отделе сенсаций, поэтому крайне редко пропускала свежие горячие новости. Наоми нахмурилась, надеясь, что художник пострадал не сильно, и в то же время в глубине души она была довольна, что несчастный случай помешал ему лично присутствовать на аукционе. После того как Диана услышала от Наоми рассказ о столкновении с художником в театре, ею овладела навязчивая идея написать о нем статью. Она разработала генеральный план, согласно которому Наоми предстояло встретиться с Браном Ллевеллином во время торгов, напомнить ему о случае в театральном буфете и убедить его дать интервью ее сестре. Этот проект вызывал у Наоми откровенный ужас. Она не только содрогалась от мысли, что ей придется снова встретиться с Браном Ллевеллином, но и прекрасно знала, что он хорошо известен отрицательным отношением к прессе, где в колонке светской хроники ему не раз перемывали косточки.
2 
