44 
— Конечно же, значило, — сказала Наоми, едва дыша. — И ты это прекрасно знаешь. — Она бросила в яичницу холодную ветчину, положила все на подогретые тарелки, налила апельсиновый сок и села рядом с Браном, который сидел с закрытыми глазами.
— Откуда мне знать, что ты говоришь правду? — спросил он настойчиво.
Вместо ответа Наоми потянулась к нему и поцеловала в губы.
— Ну что, убедила? — поинтересовалась она, выпрямившись, но Бран вытянул руку и прижал к себе ее голову, чтобы вернуть поцелуй.
— И все же, — сказал он, — я надеюсь на более весомые и убедительные доказательства после завтрака.
— Может, ты уже начнешь есть? — насмешливо спросила Наоми, занимая свое место. — Я что, по-твоему, готовила все это только для того, чтобы полюбоваться на остывшую яичницу?
Бран усмехнулся и приступил к еде, наотрез отказавшись от предложения включить радио.
— Нет, лучше поговори со мной. Лучше после завтрака почитаешь мне газеты, если захочешь.
— Конечно. Все что угодно, — сказала Наоми и тоже приступила к еде. Ее самое удивило и даже слегка смутило, как жадно она набросилась на яичницу.
Утро было уже в разгаре, когда Бран согласился вернуться в мастерскую, но только с условием, что Наоми вскоре присоединится к нему.
— Буду в течение часа, — твердо сказала она.
— Часа! И что, черт подери, ты собираешься делать целый час? — настойчиво потребовал он ответа.
— Приберусь немного. Как я посмотрю в глаза Мейган, если ей придется вернуться в грязный дом?
Бран преувеличенно тяжко вздохнул.
— Ну, если должна, что поделаешь, но поторопись. Я, черт возьми, нуждаюсь в присмотре гораздо больше, чем этот чертов дом.
Глубоко удовлетворенная, Наоми прибралась в основных помещениях и побежала в свою комнату, чтобы привести себя в порядок. С удовольствием глядя на свое отражение в зеркале, она с насмешкой подумала, что такая жизнь идет на пользу ее внешности. О том, как она будет выглядеть, когда вернется к старой жизни, к жизни без Брана Ллевеллина, она не смела и подумать.
— Ну наконец-то! — пробурчал Бран, когда девушка вошла в мастерскую. — Что, черт подери, ты делала так долго? Отмывала до блеска дом сверху донизу?
— Именно, — сурово ответила Наоми. — И что я должна сделать, чтобы заслужить прощение?
— Сама знаешь. Иди сюда.
— Нет. Я собираюсь почитать тебе газеты, — твердо сказала она и опустилась на софу.
Он бросился в угол софы и оперся на спинку.
— Ну ладно.
На несколько минут воцарился мир, пока Наоми выбирала заголовки, которые, по ее мнению, могли заинтересовать его. Но когда стало совершенно очевидно, что он не слушает, а напряженно выжидает, Наоми сдалась.
— Ладно. Что ты хочешь: чтобы я включила радио или поставила магнитофонные записи?
— Ни то и ни другое. Я хочу, чтобы ты села мне на колени.
— Вот как, — сказала она, втайне польщенная, что стала ему так необходима.
— Но ты этого не делаешь. Понятно, ты — испорченная девчонка. Тогда пойдем, что ли, погуляем, — сказал он, удивив этим Наоми. — Из окна доносится свежий весенний запах, и я хочу выйти на природу. Пошли, ты будешь моим гидом. А на случай, если позвонит Мейган, можно взять радиотелефон.
Наоми радовалась, как девчонка, когда они рука в руке, отсчитывая шаги, спустились в парк и прошли к лужайке. Они сели, прижавшись друг к другу, на каменной скамье под сенью ветвей гигантского дерева. И Бран начал определять различные запахи, демонстрируя недюжинное обоняние.
— Странно, но раньше я никогда не обращал внимание на то, что каждый запах состоит из стольких компонентов, — сказал он. — И как приятно ощутить прикосновение к коже солнечного луча.
— Мда, — согласилась Наоми, — это действительно рай — погреться на солнышке. Я тоже закрыла глаза, чтобы поддержать компанию.
Бран крепко обнял ее за талию.
— Знаешь, я бы примирился со своим положением, если бы ты компенсировала мой недостаток. Ну ладно, не смущайся, я не намерен оставаться слепым до конца своих дней, поверь мне. Но, признаюсь честно, за две недели твоего пребывания здесь все сильно переменилось.
— Возможно, ты бы чувствовал то же самое, если бы приехала другая девушка, — сказала Наоми сдавленным голосом.
Бран что-то коротко и грубо буркнул себе под нос.
— Прошлой ночью я упомянул о душе, — сказал он очень спокойно. — Не думай, что я нес чепуху. У моего отца был довольно приятный голос, и одно из моих самых ранних воспоминаний — это как он поет песню о слепом. До того момента, как ты появилась в моей жизни, я не вспоминал ее, но ты заставила меня по-иному осмыслить слова этой песни. В ней говорится, что Бог отнял у человека глаза, чтобы он мог видеть душой.
44 
