— Но меч вернул Слитерина к жизни, — сказал Лупин.
— Да. Но возможно не как в награду, а как в наказание. Он сильно задолжал тем силам, которые сделали этот меч. Если Слитерин был воскрешен, это могло бы стать оплатой старого долга.
— Но он не хочет оплачивать его? — спросил Сириус.
— Верно, но, — сказал Дамблдор, — если у него получится, то Драко оплатит его долг. Все, что Слитерин должен делать — это расслабиться и позволить мечу делать свою работу.
Глаза Лупина сузились.
— Что за работа?
— Меч создан для выполнения желаний. Именно это даёт ему власть и мощь, которую так желал Слитерин. Может быть, он показал Драко, что он может выполнять всё, что он так хотел. Преуспевать там, где Гарри терпит неудачу. Вознаграждение — любовь с помощью зелья.
— Но ведь это был несчастный случай, — прервал Лупин. — Так получилось, что именно Драко появился там, а Эрмиона случайно увидела его.
— Здесь поработали силы, о которых я почти не знаю, — сказал Дамблдор. — Но я бы предположил, что меч с его связью со Слитерином знал насчёт любовного зелья и умудрился доставить туда Драко. Конечно есть много фактов, судя по которым, можно утверждать, что ситуация могла пойти и любым другим путём. И я могу быть не прав насчёт меча, выполняющего пожелания Драко с любовным зельем и его последствиями. Возможно, меч просто хотел помучить его. Возможно, он просто нашёл ситуацию забавной. Меч это — демон, в конце концов. У него есть чувство юмора, хотя не многие из нас, его понимают.
— Она ведь теперь его любит, — медленно сказал Сириус. — Но я не могу сказать, что это делает его счастливым.
— Что мы думаем, что мы хотим — это не всегда то, что мы действительно получаем, — сказал Дамблдор. — И помните, силы, которые выполняют наши пожелания — пагубны. Драко хотел, чтобы Эрмиона любила его — она любит его, но меч никогда не понял бы, что это больше желание, чем проявление преданности, ему никогда не понять, почему насильно навязанная любовь — не может быть удовлетворительна.
— Чего хочет меч?
— Жизнь, — просто сказал Дамблдор. — Он был обманут, когда Слитерин выполнил заклинание, которое сделало его бессмертным. Точнее жизнь магида. Даже скажу более определённо — жизнь магида с кровью Слитерина. Это была первоначальная сделка. Если непосредственно у меча не будет жизни Слитерина, то меч потребует жизнь одного из его потомков.
— Жизнь Драко, — сказал Сириус, бледнея.
— Не обязательно Драко, — сказал Дамблдор, выглядя очень серьезным. — Это точно также может быть и Гарри.
Сириус сделал большие глаза.
— Гарри? Но Гарри — наследник Гриффиндора.
— Годрик Гриффиндор и Салазар Слитерин были кузенами, — сказал Дамблдор очень спокойным голосом. «Ему очень хорошо быть спокойным, — абсурдно подумал Сириус. — Он даже здесь не по-настоящему». — Чтобы завершить сделку подойдет и кровь Гарри, и кровь Драко.
Лупин внезапно вскочил на ноги и начал измерять шагами комнату.
— Это многое объясняет, — сказал он взволнованно.
— Что? — сказал Сириус, надеясь что, не выглядит столь же опустошенным, как чувствует себя. Весь этот разговор о крови и жизни Гарри приводил его в панику, что было очень редко, он был в ужасе. Он подавил это чувство и посмотрел на Лупина. — Что это объясняет?
— Я ломал голову над тем, что возвратило к жизни меч, что, так сказать, привело его назад к жизни. Пророчество гласит, что мечом должен владеть потомок Слитерина для того, чтобы мощь меча могла вернуться, но ты сказал мне, что Драко никогда не использовал его, только нес. Но Гарри использовал клинок; Гарри напал на Люция Малфоя с ним и даже ранил его.
— Правильно, — сказал Дамблдор.
— Тогда, почему меч не остался с Гарри? — спросил Сириус, надеясь, что его вопрос имеет смысл. — Ведь меч, кажется, притягивается к Драко?
— Он притягивается к тому, кем, по его мнению, легче всего управлять, — сказал Дамблдор. — Меч выполняет желания. Это его работа. А чего Гарри должен желать? Конечно, он мог бы пожелать, чтобы его родители вернулись, но меч не может оживить мертвых. А вот у Драко есть желания. Намного проще. Это делает его легко управляемым.
— Так Гарри в такой же опасности, что и Драко?
Дамблдор выглядел серьёзным.