112 
Выпил одним глотком, и пришлось доливать еще. Раза четыре.
— И как? — заботливо поинтересовался Аль-Хайрам.
А тан только рукой махнул, похоже, говорить он пока не мог. Тисса несколько опасалась того момента, когда дар речи все-таки к нему вернется.
Но она же не специально!
— Женская любовь что огонь. — Ашшарец подал другой кувшин, с длинным узким горлышком, которое ко всему изгибалось, словно шея цапли. Тисса чудом умудрилась наполнить чашку, не разлив ни капли. — Слабый огонь не согреет. А с сильным не каждый справится.
В кувшине, судя по запаху, было вино. И пил его тан маленькими глоточками.
Аль-Хайрам же, разом забыв о происшествии, продолжил рассказ.
…об островах, которые кочуют по морю, а следом за ними плывут и нарвалы, и гигантские черепахи. Из их панцирей островитяне строят дома…
…о землях, которые видят солнце лишь несколько дней в году, а прочее время там царят тьма и холод. Но в холоде растет удивительный сизый мох. За него хаотцы готовы платить алмазами по весу…
…о чудовищах, что обитают в морских глубинах… о ловцах, которые строят огромные корабли, настоящие плавучие города, а не корабли, и выходят в море бить чудовищ, потому что поклялись истребить всех…
Тисса слушала краем уха, ей было страшно за тана. А если она его отравила? Нечаянно, но…
— Все хорошо. Не волнуйся, — сказал он каким-то осипшим голосом. И поднос убрал. Вероятно, есть ему расхотелось.
Первая партия листовок была отпечатана. И Плешка не без гордости взирал на дело рук своих. Конечно, содержимое желтых бумажек ему не нравилось. Ну вот уродился Плешка таким непонятливым, сколько уж лет прожито, а все в толк взять не может, чем это одним людям интересна жизнь других людей. И ладно бы просто смотрели, так нет же, влезть норовят с советами предобрыми…
…такие вот добрые когда-то присоветовали Марийке на ферму запродаться, раз уж все равно залетела. И кормят там, и поят, и сухо… Кто знал, что груз по дороге скинут?
Свои ж потом и рассказали. Не про Марийку, конечно, кто там знал, как ее зовут. Баба и баба… много таких, неприкаянных в мире, никто убытку и не заметит. Нет, не то чтобы Плешка так уж душой к шестнадцатилетней шлюшке, по соседству обретавшейся, прикипел, что жизни без нее не мыслил, скорее уж злость брала на дуру, которой вздумалось с судьбой в кости играть.
И на тех умных, подсказавших выход.
Вот бывает же, что есть человек, а потом раз вдруг и нету…
Неправильные это мысли. И Плешка старательно гнал их, заставляя себя гордиться проделанной работой. А что, оттиски вышли хорошие. Текст аккуратненький, буковка к буковке. Краска легла ровно, даром что такой трактаты печатать, а не пасквили…
— Молодец, — сказал тот самый наемник, который и принес заказ. Он отзывался на кличку Шрам, хотя шрамов на лице или руках не имел.
Нехороший человек. Мутный. Говорит много, да два слово через одно — вранье, какого поискать. И ведь складно выходит… герой войны… еще той, прошлой, о которой в городе вспоминать не принято было. Послушать его, так кровь за лордов лил, едва всю не вылил, когда другие — тут Шрам поглядывал на Плешку хитровато, с намеком — в городских стенах отсиживались. А теперь, стало быть, ненужный стал. На обочине жизни… выражался Шрам по-благородному, красиво.
Только Плешка к его-то годам меж людей потерся, наловчился за лицами хари видеть. Если Шрам за что и воевал, то за собственную выгоду. Небось куражился по лесам, пока хвост не прищемило, потом в наемнички подался, да только и там ныне прежней вольницы нету. Вот ему и тесно…
— Деньги? — С такими, как этот, Плешка предпочитал говорить о деле и только о деле.
Почудилось — ударит. Но нет, на стол плюхнулся кошель.
— Сегодня заберем.
— И куда?
— А тебе-то что за дело?
— Ну… — Любопытство в подобных делах и вправду проявлять не пристало, Плешке вдруг почудилось, что знает Шрам. И про старого лорда, и про собственные Плешкины надежды раз и навсегда развязаться с этакой жизнью, и про страх, от которого кисти ломит не хуже, чем на дыбе. — Если тебя повяжут, то моей голове на плахе быть.
Он надеялся, что причина покажется достаточно веской.
— Ничего. Тебе за риск платят.
Не поверили…
— Людям раздадим… людям надо просвещаться. — Шрам захохотал и, вытащив из-за пазухи свиток, кинул на стол. — Вот тебе. Надо сделать двадцать тысяч… для начала.
112 
