Он все же убрал руку и пальцами уперся в щетинистый подбородок.
— Разве что зачищали, — с некоторой неохотой признался Филипп. — Если девицу… или так кого…
Брокк кивнул и бросил взгляд на часы.
— А мы подумали, что он загулял… дело-то молодое, бывает, — Филипп обнял ладонями кружку и поднес к носу. — Вам-то, верно, с ним и вправду было б легче. Он вас поймет. Вы его.
— А вы, значит, меня не понимаете.
— Отчего ж, — выпитое придало человеку наглости, и он разглядывал Брокка, не скрывая своего любопытства. — Понимаю. Вы говорите, что машинку эту адскую…
— Какую?
— Адскую. Наши так называют. После смерти душа-то человеческая или в рай, или в ад идет. А в аду, значится, горячо и огонь повсюду.
…как в Каменном логе.
— Вот наши и придумали прозвание. Так вот, утрешний-то эксперт, — он произнес это слово с насмешечкой, не сдерживая брезгливой гримасы. — Про Кейрена ничего-то не сказал… не почуял, выходит.
— Утренний?
Человек раздражал, и собственная нерешительность.
Уходить пора.
Брокк не ищейка, он ничем не поможет.
— Ага, заявлялся тут… этакий… высокий. Мордатый. Уж извините, — человек отхлебнул чай и крякнул, когда из кружки полилось на плащ. — От же… мордатый значит. Волосы светлые, зачесаны на пробор и гладенько, бриллиантином, небось, смазаны. Рубашечка. Костюмчик серый. Весь из себя…
Теперь в голосе Филиппа звучала неприкрытая обида.
— И главное, глядит, точно на пустое место. Слова цедит…
Инголф.
Хороший портрет, точный весьма. Вот одно не ясно, как Инголфр появился здесь? Узнал о взрыве и решил помочь? Или его попросили?
Кто?
А если нет? Очередная случайность.
— Правда, — Филипп глядел снизу вверх, — он на склад заходить побрезговал.
— И что сказал?
— Почти то, что и вы. Мол, был взрыв. И подземный. Волна ушла… шлюзы какие-то там повредила и получился сброс воды… и еще сказал, чтоб на склад не ходили, там какое-то остаточное поле. И что груз выбрасывать можно…
Как долго продержится эхо?
Сутки? Трое? На полигоне по безветреной погоде и до пяти доходило. А если под землей? Ограниченное пространство и… к вечеру Нижний город прочешут.
Быть может, повезет.
— Будьте добры держать меня в курсе дела.
Филипп, уставившийся в мутное содержимое кружки — к чаю Брокк так и не осмелился прикоснуться — кивнул. Передаст. И добавит от себя пару слов, характеризуя уже Брокка.
Он устал, этот человек.
Где он родился? Уж не на этом ли берегу реки? И вырвавшись из болезненного тумана, сумел подняться, но так и не нашел в себе сил разорвать все связи. Он жил работой, но однажды понял, что сколь бы талантлив ни был, подняться не дадут.
Появится кто-то молодой и родовитый, чья дорога будет проще исключительно по праву рождения. Обидно? Пожалуй. Оттого и злится, оттого и пьет, пьянства не скрывая, бросая этот нелепый вызов. И на начальство огрызается, зная, что не прогонят.
Такие как он, тоже нужны.
Олаф в чем-то прав.
Людей больше. И слабые поодиночке, вместе они представляют немалую угрозу.
Брокк вытер испачканную вином руку и понюхал пальцы. Земляника, снова земляника. И Кэри. Теперь два эти аромата прочно сплелись друг с другом.
Кэри.
Ригер. Проигрыш и шантаж, на который он решился. И ведь права девочка, денег ему надолго не хватит. Он игрок, а это неизлечимо, и если бы не талант Ригера, Брокк не стал бы с ним связываться, но…
Один день и сразу трое.
Олаф на пожаре с его теорией, которая, признаться, задела. Инголф, столь успешно, если не сказать по-глупому, отметившийся на складах. Ригер.
И остается Риг, что само по себе подозрительно.
Снова четверо.
Брокк встал. Под ногой захрустели осколки. Подняв горлышко, Брокк зачем-то поставил его на стол и, переступив через темное пятно, покинул гостиную. Поднявшись к себе, он остановился у окна и долго стоял, пытаясь отделаться от предчувствия ошибки, если еще не совершенной, то вероятной. Сон окончательно исчез, и Брокк решился.
Дверь отворилась беззвучно.
В комнате Кэри было сумрачно. Брокк замер, вслушиваясь в тишину.
Ничего.
Шелест дождя за окном, и шепот огня в камине. Обычные звуки старого дома. И запахи его же… ее. Спит? Спит. И сон крепок, но вряд ли светел. Кэри морщится, вздрагивает, и руки ее вцепились в одеяло.