Особенно,... 
94 
…эта квартира давным-давно обжита, ею, дамой в лиловом. Тенью. Мечтой.
Опасное это дело — мечты.
Брокк сумел вдеть запонку в отверстия. И китель надевал спокойно, сам этому спокойствию удивляясь. Злость ушла. Обида тоже. Пусто стало… неинтересно.
Нет ничего, хуже скуки? Так она сказала?
Права, выходит.
— Скажи, — Лэрдис легонько касалась шеи пуховкой, и пудра скрывала следы. — Ты ведь думал над тем, чтобы сделать мне предложение?
Думал.
И выбрал кольцо. Белое золото, желтый алмаз квадратной огранки.
— Да, думал, — она научилась читать его, пусть бы Брокку и казалось, что мысли свои он скрывает. — Не переживай, почти все рано или поздно до этого доходят.
Она отложила пуховку и, сдув с пальцев остатки пудры, потянулась к румянам.
— И главное, что все одинаково… уныло… очередное признание, цветы, кольцо… предложение, которое мне полагается с восторгом принять. Жила сотворенная, кто бы подумал, зачем это мне надо?
Лэрдис наклонилась к зеркалу и растянула губы в улыбке, подобрала нижнюю, затем верхнюю. Она строила гримасы самой себе, и хмурилась, верно, видела нечто, ее расстроившее.
— Посмотри, мне кажется, или здесь появилась новая морщинка? — Лэрдис оттянула левое веко.
Уйти.
Хлопнув дверью, выплеснув на нее… глупость какая.
— Ничего не вижу.
— Спасибо. Вот скажи, почему все думают, что осчастливят меня? Что я мечтаю уйти от мужа?
— А ты не мечтаешь?
Она не рассказывала о той своей жизни, а Брокк не смел настаивать. Он был счастлив и слеп.
Идиот.
— Нет. Он богат. Привык потакать моим капризам. Закрывать глаза на мелкие шалости… да и вообще, я же говорю, мы с мужем понимаем друг друга. А привыкать к кому-то новому… и ко всему полагающему, будто бы имеет на меня какие-то права. Увольте! Ты не обижаешься на меня?
— Разве я смею?
Кольцо. Цветы.
И надежда, что она ответит согласием.
Дом для двоих. И жизнь, которая как праздник, растянутый на года.
— Обижаешься, — Лэрдис натянула перчатки и, поднявшись, пощекотала Брокка под подбородком. — Ну же, не дуйся. В конце концов, разве я тебе хоть что-то обещала?
Не обещала. И в этом хотя бы была честна.
— Не волнуйся, — ему тяжело даются слова. — Я не стану докучать тебе.
— Ты чудо, — Лэрдис подобрала веер. — А то… эти письма… нытье… надуманные поводы для встреч. Если бы ты знал, как утомительны порой бывают расставания.
Она ушла, прикрыв за собой дверь, оставив томный запах лаванды и собственного тела, привкус винной горечи на языке, и болезненно стучащее сердце.
Лэрдис всегда уходила первой. Женщина в темном плаще, капюшон которого столь глубок, что скрывает лицо. И веер-маска дополняет образ.
Женщина-тайна.
И призрак. Призраки частые гости в этом районе.
Брокк, присев на софу, закрыл глаза. Он слышал нервное дрожание пружин в каминных часах, и дребезжание тележки за окном, колокольчик и гулкий голос, которым мясник сзывал клиентов… вой кошек, что тянулись за тележкой четвероногой свитой.
До него долетали запахи.
И пальцы правой руки гладили жесткую габардиновую обивку, пальцы же левой ослепли.
Верно. Железо не способно чувствовать.
— Господин? — Брокк очнулся, лишь увидев хозяйку квартиры, женщину с длинным восковым лицом, на котором застыло безразличное выражение. — Вам плохо?
— Нет.
Надо встать. Попрощаться. Уйти.
— Возьмите, — женщина протянула стакан, и Брокк взял. Опрокинул, не почувствовав вкуса.
— Я найду экипаж, — сказала хозяйка, и во взгляде ее мелькнула жалость.
— Постойте.
Черное вдовье платье, которое несколько оживляет белый воротничок. Седые волосы, зачесанные гладко. И пара поминальных колец на пальцах.
— Вам ведь не в первый раз приходится…
Что?
Утешать? Сочувствовать?
Выпроваживать из квартиры, дабы навести в ней порядок, подготавливая к приходу нового гостя?
— Не в первый, — кивнула женщина. — И… если вы позволите совет, то… забудьте о ней.
Брокк был бы рад.
— Напейтесь. Главное, чтобы не в одиночестве. И завтра, как протрезвеете, найдите себе другую женщину, — она вынула стакан из его пальцев и поставила на столик, между пудрой и румянами. — Клин клином вышибают. Так вам найти экипаж?
94 
