Последние отзывы

  144  

Гонтран Колен Дагре был тучен и рыхл и не любил стройных крепких мужчин. Если не считать огромного носа, черты его лица напоминали женские: маленький круглый подбородок, крохотный пухлый ротик с надутыми губками, выщипанные тонкие брови, нежная кожа, за которой он, без сомнения, тщательно следил и которую оберегал от знойных солнечных лучей: едва нежеланный гость ступил обутой в черные бархатные туфли с золотыми пряжками ногой на землю, как сидевший рядом с кучером слуга тут же подскочил к нему с большим зонтом, хотя в это время года солнце вовсе не жгло.

Выйдя из кареты, коадъютор епископа протянул Жюдит для поцелуя пухлую ручку с великолепным перстнем из жемчуга и аметистов, поднял женщину с колен, но от приглашения пройти к столу отказался:

— Дочь моя, мы прибыли сюда для важного дела и должны разрешить тяжкие сомнения относительно вашего дома. Пока мы не свершим праведный суд, мы не можем сесть за этот стол.

Между тем взгляд священника жадно шарил по уставленной цветами веранде, выдавая его сожаления, но из-за его шелкового одеяния выглянула серая простая риза и такая же серая борода брата Игнатия, который имел честь сопровождать коадъютора.

Жюдит произнесла чистым и звучным голосом:

— В чем бы нас ни обвиняли, клянусь Господом, все это ложь. Нет дома, в котором бы чтили Бога больше, чем в нашем. Вы, ваше преосвященство, человек проницательный, сами очень скоро в этом убедитесь и тогда сможете, надеюсь, разделить с нами трапезу. Раз вы так желаете, обед подождет. Хуже от этого он не станет.

Колен Дагре даже улыбнулся:

— Да услышит вас Господь, дитя мое, да услышит вас Господь! Итак, господин де Турнемин, покажите нам дорогу к могиле, которую мы, во имя Господа, намерены жестоко потревожить. Дайте мне руку, брат Игнатий…

Но Жиль не дал им ступить ни шагу.

— Дорога, ведущая к склепу, идет в гору, — сказал он. — Боюсь, башмаки вашего преосвященства пострадают.

Мизансцена комедии была продумана до мельчайших подробностей. Жиль щелкнул пальцами, и, откуда ни возьмись, появился паланкин из красного дерева с вышитыми муслиновыми занавесками, который несли четыре дюжих негра. Его преосвященство с облегчением растянулся на подушках, но даже не подумал хоть как-то поблагодарить хозяина. Поскольку место в паланкине было только одно, брату Игнатию пришлось топать пешком.

Маленький кортеж пустился в путь. Следом за паланкином с развевающимися от легкого морского бриза занавесками шагали Жиль, Жюдит, Финнеган и Пьер Готье. У Жиля даже мелькнула мысль, что все это походит на траурную процессию, словно они собрались предать земле своего гостя, но он предпочел не высказывать вслух своего впечатления. Ему совсем не нравилось выражение лиц вооруженных до зубов охранников, завершавших шествие.

На лужайке их ждал сюрприз: образовав большой полукруг возле мавзолея, тут уже стояли все работники плантации мужского пола, стояли молча и неподвижно, скрестив руки на груди. Они надели лучшее, что у них было, на поясе у каждого в ножнах из грубой кожи висела сабля, а возле решетки, словно защищая вход, величественно держался исполин Моисей. Жиля захлестнула волна радости: он понял, что эти люди пришли сюда ради него, что они готовы подставить беззащитные груди под выстрелы мушкетов, выступить со своими саблями против охранников, если только стервятники надумают запустить когти в поместье, ставшее теперь родным и для бывших невольников. Он выиграл это сражение, и чернокожие, которым он вернул право считать себя людьми, хотят отплатить ему за его человечность.

Коадъютор поднял карие глаза в густых ресницах и обвел взглядом сплоченные ряды воинов.

— Что нужно этим рабам? — спросил он угрожающим тоном.

— Они пришли, чтобы поприветствовать нас, ваше преосвященство, — сладко пропел Жиль. — И надеются, что, как только вы покончите с неблаговидным делом, на которое толкают вас мои враги, благословите их… да и меня тоже.

Моисей подал знак, и к нему подошли двое работников с инструментами для вскрытия медного гроба. Жиль отпер решетку и отошел в сторону, пропуская внутрь чернокожих помощников и священников, а Жюдит опустилась на колени прямо в траву и начала молиться. Турнемин сложил руки на груди и стал ждать, стоя возле жены. Лишь Финнеган вошел в склеп вслед за коадъютором.

Минуты ожидания показались Жилю вечностью. Воображение подсказывало, что сейчас происходит в маленькой часовне, и сердце его под кружевным жабо бешено стучало.

  144