76 
Графиня, зажмурив глаза, в три глотка выпила.
— Какая гадость, — прошептала она.
— Да-да, графиня, это яд. Понимаю, что пить такое неприятно, но это единственное, что может вам помочь.
— Мне ничего не может помочь, доктор, все мое тело горит. Дайте мне зеркало, я хочу посмотреть на себя. Доктор огляделся по сторонам.
— Нет, графиня, вам не стоит смотреть на себя, пока еще не стоит.
— Что, я так ужасна?
— Нет, графиня, я бы этого не сказал, но болезнь есть болезнь, и она делает свое дело.
— О, ужас! Наверное, я выгляжу страшнее смерти, наверное, в гроб кладут краше.
— Нет, графиня, вы выглядите вполне сносно, если учесть, чем вы больны.
— Боже, почему все мое тело горит, почему все так чешется, я просто схожу с ума! — графиня принялась яростно, ногтями скрести плечо, срывая еще едва затянувшиеся язвочки.
— Нет-нет, графиня, ни в коем случае! — старый лекарь бросился к больной и попытался удержать ее за руки.
— Если вы будете это делать, то вы навсегда обезобразите свое тело, навсегда.
— Но я не могу удержаться, доктор, не могу!
— Терпите, графиня, терпите, я вас умоляю. Если король увидит, он мне не простит.
— Где он? Где? — скрежеща зубами, произнесла Констанция.
— Скоро будет, наверное, у него совет, возможно, прибыли министры и военачальники.
— Совет? Министры? А что, разве не кончилась война?
— Да нет, графиня, она идет, и войска французов на нашей территории и приближаются к Риволи. Может быть, через неделю, а может и раньше, они будут здесь.
— О, Боже, — тяжело вздохнула Констанция и заскрежетала зубами, ее явно не интересовала ни война, ни что-нибудь другое. Ее глаза были безумны, и она едва сдерживалась, чтобы не впиться зубами в свое тело. Она изнемогала, корчилась в постели, стонала, до крови прикусывая губы, цеплялась руками за спинку кровати, рвала простыни, но пока еще ей удавалось победить себя.
Лекарство начало действовать, и Констанция понемногу успокаивалась. Уже не так сильно дергались губы, а пальцы рук, все еще продолжавшие сгибаться, не делали уже таких резких и конвульсивных движений.
Доктор Тибальти стоял у окна и переливал лекарство из склянки в склянку, помешивая и глядя на просвет.
— Я и сам не был уверен, графиня, что вы выживете. Это только его величество своей заботой спас вас.
— Король… его величество Витторио, — прошептала Констанция, — значит, я должна быть благодарна ему за то, что осталась жива?
— Да-да, графиня, только королю. Это он днями и ночами сидел у вашей постели, смазывал ваши язвы, следил за тем, чтобы вы не раздирали их, кормил и поил вас, мыл, ухаживал за вами так, как мать ухаживает за ребенком.
— О, боже, — тяжело вздохнула Констанция и закрыв глаза, попыталась уснуть.
ГЛАВА 12
Король Пьемонта Витторио и сам не знал, сколько дней уже прошло с тех пор, как он бросил войска, приехав в Риволи. Дни и ночи слились для него воедино, каждый новый день был ничуть не легче предыдущего. Он ложился и просыпался у постели Констанции, он неотлучно находился при ней. Стоило Констанции только прошептать что-нибудь, как он подскакивал к ней, наклонялся и прислушивался.
— Констанция, Констанция, что ты хочешь? Скажи.
— Мне плохо, — шептала Констанция, — все тело горит, мне кажется, что в меня вонзаются миллионы иголок, все тело разрывается на части.
— Потерпи, потерпи, дорогая, не все так плохо, ты уже идешь на поправку.
— Да нет же, нет же, я вся горю, все мое тело кровоточит, мне просто противно.
— Что тебе противно, дорогая? Успокойся.
— Этот запах лекарств, гноя, этой вонючей мази просто нестерпим. Меня тошнит.
— Ничего не поделаешь, — как ребенка уговаривал свою возлюбленную король Витторио, — ты больна и должна лечиться, а других средств люди пока еще не придумали.
— Ты еще скажи, что любишь меня, гнойную, смердящую всеми этими лекарствами.
— Да, люблю, — робко говорил король.
— Какая гадость! — шептала Констанция. — Какая жуткая пытка! Это хуже, нежели когда что-то болит. Это нестерпимо, зачем ты меня привязал?
— Потому что я хочу тебя спасти, Констанция.
— А зачем мне нужно это чертово спасение?
— Оно нужно в первую очередь мне.
— Ах, тебе? Тогда почему же ты не хочешь заняться любовью прямо сейчас, ведь ты и раньше делал так?
— О чем ты? — изумленно восклицал король Витторио.
— Ты и раньше привязывал меня к постели, неужели за столько времени у тебя не появилось ни одной новой мысли? — издевалась над своим возлюбленным Констанция.
76 
