51 
Во дворе она встретила Белинду.
Белинда стала уверять ее, что у Аннели будет прилив энергии, когда на свет появится ребенок. Тогда для нее все обретет новый смысл — все эти кружева, рюши и пеленки, распашонки и мягкие игрушки, и сама Аннели расцветет и наполнится жизнью. Хеннинг же сиял, как солнце, жизнь имела для него теперь огромный смысл, потому что в нем по-прежнему жила верная любовь к Аннели.
А пока что в детской было пусто, а сама Аннели пребывала по-прежнему в состоянии жалости к самой себе и чувствовала себя так плохо, так плохо, и все казалось ей таким отвратительным, вся ее судьба.
Малин понимала, что Белинде тяжело видеть все это, хотя она изо всех сил старалась подавить свою горечь. Малин понимала ее. У Белинды был единственный сын, такой фантастически добрый юноша, и судьба послала ей такую никчемную невестку. Будущее представлялось Белинде в мрачном свете.
— Относись ко всему спокойно, — сказала Малин. — Аннели еще слишком молода. Через несколько лет она станет куда разумнее. И из нее может получиться превосходная хозяйка!
Они вошли в дом.
Малин хотелось посмотреть детскую. Зная, где она находится, она направилась прямо туда.
Открыв дверь детской, она остановилась, ничего не понимая.
Там был Ульвар. Он стоял, отвернувшись от нее, и не видел, что она вошла.
Посреди комнаты стояла роскошно убранная детская кроватка. В обстановке и убранстве комнаты чувствовалась такая слащавость, что у Малин комок подступил к горлу.
Но кое-что там было совершенно лишено слащавости: поведение Ульвара.
Он скакал по комнате, словно дьяволенок вокруг ведьминого котла, в котором варилось зелье. И предметом его ненависти была детская кроватка.
В руке у него была длинная штопальная игла, которой он то и дело колол кроватку. Колол и колол, представляя себе, что перед ним грудной ребенок…
Малин пришлось на миг прикрыть глаза, чтобы прийти в себя.
У нее внутри все переворачивалось от неприязни, отвращения и страха.
— Ульвар… — почти беззвучно произнесла она.
Он обернулся и уставился на нее. Ей показалось, что он отвел назад уши, хотя ушей его не было видно за косматой гривой волос.
— Какого черта ты надумала пугать меня?.. — прошипел он. — Ты что, садистка?
— Нет, это не я садистка, — спокойно ответила она. — И теперь самое время тебе перебираться в дом к Перу и ко мне. На виллу!
— И Марко тоже!
— Да, разумеется, и Марко тоже.
Ни за что бы в жизни она не взяла бы его одного к себе в дом, без его влиятельного, общительного брата. Слава Богу, что у них был Марко!
Или они должны были благодарить за это вовсе не Бога?
Встретив Белинду на кухне, она как можно более спокойно заявила, что забирает мальчиков с собой. Малин не могла не заметить облегчения в усталом взгляде подруги.
— Все будет так, как ты говоришь, Белинда, — мягко сказала она. — Как только Аннели родит, все станет гораздо легче. И вы наконец обретете покой и счастье на Липовой аллее!
Но для Аннели никакого продолжения не было.
Дав жизнь меченой девочке, она умерла через несколько минут после родов.
Еще раз в жизни Хеннингу пришлось пережить трагедию. Спустя одиннадцать лет после смерти Саги его собственная жена умерла у него на руках, и обе эти смерти были следствием проклятия Людей Льда.
Вильяр и Белинда ничем не могли утешить его, они были так же, как он, в шоке. Сколько времени еще над судьбами Людей Льда будет нависать эта тьма? Вильяр был одним из тех немногих, кому удалось прожить счастливую жизнь. Хотя судьба не раз обрушивала свои удары на него самого и на его близких. Видеть своего любимого сына вдовцом с грудным ребенком на руках — это было так тяжело, так тяжело!
Малин и Пер были тоже, разумеется, парализованы этой трагедией. Разве мало им было Ульвара? Так судьба подбросила им еще одного меченого!
Но когда они хорошенько рассмотрели ребенка, все пришли к единому мнению, что дочь Хеннинга, которую он назвал Бенедиктой, была мало чем похожа на Ульвара. Избави Бог!
У нее были желтые глаза, острые скулы и жесткие черные волосы. Сложения она тоже была угловатого. Но на этом сходство и кончалось. Бенедикта была на редкость крепким ребенком. И черты ее лица несли на себе отпечаток удивительной силы и великого покоя. И в ее глазах, столь характерных для рода Людей Льда, с твердым, спокойным взглядом уже в возрасте нескольких месяцев, не было ни капли зла.
51 
