963 
– О, да, да, – часто закивал старик. – Я запамятовал. Пророчество о Странниках, Грааль, спасение Мира… Но не суди о целом по малой его части. Вы посетили Сад Грез – плод королевской магии. Он был великолепным, но слишком искусственным и идеальным, чуждым жизни… А теперь я покажу тебе подлинный Эмайн! Узри, Великий!
Тонким и длинным, как у музыканта, указательным пальцем маг вычертил в воздухе затейливый огненный символ. И свет померк, будто наступила ночь. По углам зашевелились странные тени, послышались тихие голоса… А потом в самом центре лаборатории ярко вспыхнул хрустальный шар, покоившийся на низком столике с гнутыми ножками… И Хельги увидел.
Это было как во снах, только гораздо более реально, почти осязаемо. Плоские равнины с огромными кольцами дольменов, озера – то ледяные, кристальнопрозрачные, то теплые, клубящиеся паром. Длинные трещины рассекали земную твердь, будто молнии – ночное небо, и жидкий огонь плескался в них. Фонтаны горячей воды били высоко, до самых облаков, и в брызгах их рождались невиданной яркости радуги. Он видел великолепные дворцы среди зеленых лугов, вековые дубовые рощи, вересковые пустоши, розовые от обилия цветов, и фей, кружащихся над ними в танце. Он видел табуны черных коней, пасущихся среди холмов, яблоневые сады, утопающие в весеннем цвету, безбрежную морскую гладь и огромные корабли с белыми парусами, летящие над ней… Это было невыносимопрекрасно! Даже во рту пересохло от восхищения, и стало трудно дышать…
– Видишь? Это твоя родина, мальчик! То, что было отнято у тебя не по праву, еще до рождения твоего… – Тут старик вдруг умолк, плеснул из высокого сехальского кувшина воды в красивый, затейливо граненный бокал, протянул собеседнику.
Позабыв всякую осторожность, Хельги залпом осушил его – только зубы лязгнули о стекло – и замер. Он не представлял, как вести себя, не знал, что сказать.
А маг – знал. Лицо его, минуту назад одухотворенносветлое, помолодевшее, вновь одряхлело и ожесточилось, глубокие скорбные морщины пролегли от угла рта…
– Теперь внемли мне, юный демон Ингрем. Я расскажу тебе, как погибал Эмайн…
Это был большой заговор магов и жрецов, людей и нелюдей. Богатые, кровавые жертвы получили злые боги Севера. И настала вечная зима, оттеснив Границу жизни далеко на юг. В Замерзший Архипелаг превратились благодатные острова.
Но льды не приходят в один день. Это не раскаленная лава, плещущая из жерла вулкана. Не оползень, не обвал, не снежная лавина. Льды ползут медленно, дарят своим жертвам возможность уйти и спастись. Или погибнуть смертью мучительномедленной – кто какую участь предпочтет…
Лета не было четыре года. Его ждали с надеждой – оно не приходило, даже в июле с северной стороны холмов лежал снег. А солнце слепило, холодное и злое. Лучи его больше не согревали землю. Тогда о проклятии заговорили люди. Они бросали добротные дома, еще недавно такие плодородные поля и тучные луга. Они грузили на утлые свои суда нехитрые пожитки и отощавший скот, плыли на континент, семья за семьей. Ушли те, кто смог, кто не успел умереть от голода – самые богатые. Что ждало их, привыкших к счастливой, сытой жизни без войн и болезней, в чужом краю? Уцелели они или погибли? Никто того не ведает. Некому было следить за их судьбой, как некому считать умерших на островах. И иссохшие тела несчастных не были преданы огню или земле, они так и оставались лежать там, где их застигал конец – замерзшие, как камень.
Но Волшебная страна еще жила. Держалась силой своей магии, сокрытая под ее завесой – и не было ей дела до внешнего мира, до бед людских. Еще лились над холмами и равнинами чудесные песни, рыцари выезжали на турниры, и в королевском замке шли балы…
Но однажды на северном горизонте показалась тонкая белая полоса. Она близилась, она росла ввысь день за днем, она превратилась в стену и закрыла горизонт… И тут началось вторжение с континента. В проливе стало тесно от кораблей. Кованые сапоги завоевателей топтали некогда заветную землю. Боевые маги подлых народов и изменники из числа народов высших крушили Предел за Пределом, пробивали завесу магии Волшебной страны, И гибли благородные воины ее, сотнями, тысячами, десятками тысяч. Стон и плач стояли во дворцах, и в убежищах под холмами, и на вольных равнинах… А льды шли, надвигались неумолимо, накрывали гибнущую землю тяжелой могильной плитой. Не стало больше садов, дубрав и вересковых пустошей, столь милых душе поэтов. Не стало озер и горячих фонтанов, радуги померкли, и жидкий огонь недр погас, будто остыло само сердце несчастной земли. Только лед и снег, снег и лед, и кровь на льду, и черными крестами вмерзшие в лед тела…
963 
