939 
Одежда была другая, не староземская вовсе, и на появление на публике явно не рассчитанная, в силу своей прозрачности и излишней эластичности. Зато физиономия – та же: помятая, небритая, с алыми отпечатками губной помады. На ногах Пресветлый держался нетвердо, и пахло от него не амброзией с нектаром – или чем там питаются добрые боги? – а разило перегаром.
На колдуна, на поклонников своих и прочих смертных, столпившихся вокруг пентаграммы, он не обратил ни малейшего внимания, будто и нет никого, пустое место, зато Хельги выделил сразу:
– Ааа! Убиийца! Скока зим, ск… скока лет?! Рад, душевно рад всстрече! Пшли, выпьем, друг! Я угощаю! – Он сделал знакомый уже широкий приглашающий жест.
– Не пойду, – отказался демон сердито. Он надеялся, что современный Кальдориан окажется более трезвым, чем средневековый, и с ним можно будет столковаться. Увы, надежды не оправдались. Но он решил не отступать, хотя бы ради Годрика со Спуном. Пусть посмотрят, что подставляет из себя их бог, им будет полезно. – Скажи, – потребовал он, – какого демона ты так изуродовал Эскерольд?! Был такой хороший город, а теперь что?
– А что? – уточнил Кальдориан с неподдельным интересом. – Я там давнеенько… ик… не бывал! Разве в храм когда загляну, пожррать… у жррецов! Жррецы кормят! И наливают, к слову. Веришь, мне там такой хр… храм отгрохали! Ну я скажуу! Вот у тебя есть свой храм? Тото же! Нету! Ик… хоть ты и убиийца, каких сввет не видывал! А у меня – есть, хоть я и не того… не больно того… А уважением, вишь, ппользуюсь! В натуре… в народе… тьфу! Вот ты меня уважаешь, а? – Он ткнул пальцем наугад, ни в кого не целясь, но так уж совпало, что указал на Спуна.
Надо было видеть лицо несчастного в этот момент! Побелев как мел, юноша рухнул в придорожную пыль. Он был в глубоком обмороке. Кальдориан произведенным эффектом остался доволен.
– Видалминдал! Уважает! А как же? Как мене… меня не уважать, кда у меня свой храм есть? Он такой здорровый… мыр… мрыы… мраморный… А в нем жратвыы! – Он развел руками, потерял равновесие и съехал наземь по невидимой стене ловушки, однако, молоть языком не прекратил: – И девки! Девки т… того, непорочные! Ик… слышь, убийца! Не хошь пить – пшли к девкам! Пр… рг… лашаю!
– Да сгинь ты уже! – Балдур с досадой щелкнул пальцами. – Изыди, откуда явился! – Ему надоело слушать пьяную болтовню.
Контуры Кальдориана медленно таяли в тусклом мерцании астрала, а из пентаграммы все еще неслись его вопли:
– Зр… ря ты так! Зряа! X… рошие девкиии!..
– Даа! – серьезно, без обычной своей иронии посетовала Энка, глядя ему вослед. – Совсем опустился мужик. А ведь неплохим магом был когдато… Жаль.
«Sic transit gloria mundi», [21]– печально молвил эльф на красивом мертвом языке латен.
Годрик не мог поверить увиденному. «Это неправда, – говорил он себе. – Это морок, обман, иллюзия, черное колдовство, что угодно, только не правда! Не Кальдориан. Пресветлый Кальдориан не такой! Он добрый, мудрый, строгий и справедливый. Он наше все, он смысл наш и суть наша. Он ради нас, и мы во имя него…»
– Вот баран безмозглый! – злился Хельги, наблюдая душевные терзания юного фанатика веры. – Как можно доверять чужим словам больше, чем собственным глазам? Какого демона нам тебя обманывать, скажи на милость?
– Во… искушение! – всхлипнул юноша.
– Да кому ты нужен, искушать тебя?! Чего ради?!
– Хельги, оставь его в покое! – потребовал Аолен. Кальдорианцам он не симпатизировал ни в целом, ни в частности, но благородная эльфийская натура не позволяла ему мириться с жестокостью, пусть даже невольной. – Ему нужно время, чтобы осознать и смириться. Переживать крушение идеалов всегда очень больно. Они вырабатываются годами и не могут перемениться в одно мгновение. Тебе вообще не следовало действовать так грубо, без подготовки. Несчастным всю жизнь вдалбливали в голову…
Хельги защитную речь эльфа дослушивать не стал. Он был сторонником радикальных мер, решительных действий и не любил излишнего психологизма.
– Знаешь, что я тебе скажу. Всех нас в детстве учат разным глупостям. Типа земля плоская и лежит на черепахе, дети заводятся в овощах либо посредством аиста, смысл жизни состоит в том, чтобы погибнуть на поле боя, и тому подобный вздор. И никто еще не помер, открыв для себя истину. Лучше знать правду, чем жить иллюзиями. Особенно если иллюзии эти социально опасны. Ты вспомни, во что превратился Эскерольд! А Годрик у себя на родине, между прочим, не последняя персона! Он наследник престола, и если раскрыть ему глаза, возможно, когданибудь он сумеет вернуть королевство к нормальной жизни.
939 
