Затворническая жизнь показалась ей невыносимой. Она больше не могла оставаться в кровати, и, когда старуха вернулась, Катрин была на ногах.
Одень меня, — потребовала Катрин, — я хочу выйти.
Старуха посмотрела на нее недоверчиво, потом отрицательно покачала головой и показала пальцем на дверь комнатки, выходившую в круглый зал, где жил Ла Тремуйль. Катрин поняла, что старуха ничего не будет делать без приказа.
— Позови хозяина, — сказала Катрин сухо, — скажи, что я хочу его видеть.
Испуганный вид женщины, стоявшей перед ней, не вызвал у Катрин никакого сочувствия.
— Я сильнее, чем ты, — сказала она с угрозой. — Если ты не пойдешь за хозяином, клянусь, что выйду отсюда сама. Желаешь ты того или нет, прямо в одной рубашке.
Решительный вид Катрин вынудил старуху выйти из комнаты, тщательно прикрыв дверь. Катрин подошла к маленькому окошку, приподнялась на цыпочки, чтобы посмотреть во двор. Из своей кровати, освещенной узким лучом света, она видела только полоску замечательного синего неба и чувствовала свежий воздух, который проникал в комнату через овальное окно уже нагретым и ласковым.
Она увидела блестящую ленту реки, зеленую траву и несколько деревьев на острове Сен-Жан. Какая-то птица прочертила небо быстрыми крыльями, и Катрин пришла безумная мысль: сбежать из этой крепости, окунуться в самую гущу этой пробудившейся, победоносной весны. Ее проснувшаяся молодость настоятельно требовала жизни, сметая одним ударом жажду мщения, тревоги, заботу о завтрашнем дне. Ах! Вот если бы иметь совсем маленький домик с цветущим садом и жить в нем спокойно с сыном и любимым человеком! Почему же судьба отказала ей в таком простом выборе, предоставив его многим женщинам?
Возвращение старухи прервало ее грустные размышления. Горничная принесла одежду. В сопровождавшем ее слуге Катрин с радостью узнала Тристана.
— Хозяин не может явиться, — заявил он бесстрастным голосом, даже не глядя на Катрин. — Он разрешил, чтобы ты оделась и пошла погулять во двор. Но Криссула должна сопровождать тебя. Ты останешься под ее наблюдением и вернешься, как только она прикажет.
В голосе фламандца звучали угрожающие нотки.
— Старайся подчиняться, дочь Египта, потому что нехорошо противиться хозяину.
Катрин приняла смиренный вид и скромно ответила:
— Я буду покорной, мессир. Хозяин добр ко мне. Он еще что-нибудь сказал?
Умоляющий взгляд Катрин встретился с серыми неподвижными глазами Тристана, в которых мелькнула искорка.
Да, он выразил радость, что ты вернулась к нормальной жизни. Он просил передать, что сегодня вечером у короля будет праздник, но ты еще слаба, чтобы там танцевать. Поэтому он придет после праздника сегодня ночью… удостовериться, что ты здорова.
Неприятная дрожь пробежала по телу Катрин. Она поняла. Сегодня вечером Ла Тремуйль явится с притязаниями на свои права. И поскольку он придет после веселого вечера, то будет пьян, даже наверняка пьян, значит, мало что будет соображать. Перспектива не радовала Катрин. Между тем Тристан, строгий и высокомерный, как подобает слуге в большом доме, вынужденному иметь дело с чернью, направился к двери. Он остановился, обернулся и, держась за ручку двери, небрежно произнес:
Ax! Я забыл сказать, что твои личные вещи положили в кошель. Монсеньор с добротой относится к таким девушкам, как ты. Он хотел, чтобы тебе были возвращены все вещи.
Присутствие Криссулы остановило Катрин, желавшую поскорее заглянуть в кошель. «Все твои вещи». Но у нее ничего не было, кроме рваной рубашки, когда Жиль де Рэ привел ее к себе. Да еще двух коробочек от Гийома, сохранившихся в кармане рубашки и переложенных ею после банк в полосатую далматику, бывшую сейчас на ней. О чем же тогда говорил Тристан?
После осторожного умывания — ей казалось, что за последнее время кожа и корни волос посветлели, — она оделась в чистое, но скромное платье из серой бумазеи, рубашку из тонкого полотна и косынку с нагрудником. Белый чепчик украсил голову. И, наконец, подпоясалась поясом, на котором висел большой кожаный тяжелый кошель.
По всей видимости, Ла Тремуйль хотел, чтобы она ничем не отличалась от многочисленных служанок и не привлекала внимания жителей замка. Пристраивая кошель к поясу, Катрин немного волновалась. Она сгорала от любопытства, но плотная кожа не позволяла прощупать руками содержимое. Ей пришлось усилием воли заставить себя не раскрывать кошель. Увидев, что ей еще полагается широкая накидка из тонкой шерсти, она набросила ее на плечи и знаком показала Криссуле, что готова к прогулке.