Особенно,... 
97 
Артур, услышав звяканье фарфора и серебра, с улыбкой поднял голову.
— Что же вы со мною не здороваетесь, Марианна? Надеюсь, не от обиды, что вас подняли с постели в такую рань?
— Вовсе нет, Артур. Наоборот, я стыжусь, что заставила вас ждать. Но простите меня, ведь обычно я бываю точна.
— Я подумаю, — игриво отвечал он. — Может, и прощу, поскольку не чувствую склонности очень уж негодовать по этому поводу.
Завтраки моего брата обычно растягиваются часа на полтора: вместо того чтобы есть как люди, он лениво почитывает утренние газеты и, по выражению моего опекуна [70], прихлебывает и кусает с перерывами в пятнадцать минут. Многие мои знакомые дамы закатили бы истерику, заставь их мужья столько просиживать с ними за столом, однако маркиза Доуро почитает заботу о супруге и повелителе за честь и потому, закончив свою скромную трапезу, обычно берет вышивку и терпеливо орудует иголкой, покуда не будет дочитана последняя газетная статья.
В то утро ее работа поминутно прерывалась тягостными вздохами. При каждом таком выражении горя, срывавшемся с ее губ, маркиз, невидимо для жены, поднимал глаза от газеты и со странным выражением устремлял их на Марианну, когда же вновь возвращался к опубликованной речи или статье, в первый миг казалось, будто мысли его заняты отнюдь не чтением.
Все в подлунном мире когда-нибудь заканчивается; закончился и завтрак Артура. Лакей убрал посуду, и Марианна приготовилась идти в детскую, когда маркиз внезапно поднялся и, подойдя ближе, взял ее за руку.
— Марианна, — проговорил он после недолгого молчания. — Вы сегодня очень бледны. Что тому причиной?
— Я… я плохо спала ночью, — запинаясь, выговорила она, трепеща как осиновый лист.
— Должно быть что-то еще, иначе бы вы так не дрожали. И почему ваша рука вдруг так похолодела в моей?
— Не знаю, — ответила Марианна, силясь выдавить улыбку, но вместо этого в ее синих глазах выступили слезы.
Маркиз посмотрел на жену так, будто хотел заглянуть в самую глубину ее сердца, и проговорил тихо, угрожающе:
— Вы меня ослушались? Вы встречались с этой женщиной и вновь подпали под ее власть?
Наступило молчание. Марианна была почти уничтожена. Бледность и румянец, сменявшиеся на ее щеках, говорили о силе чувств, разрывающих душу несчастной. Она не могла говорить, не могла смотреть на своего властного супруга и только стояла, недвижная и безгласная, словно обратилась в камень.
— Отлично, — проговорил Артур, выпуская ее ладонь и сурово складывая руки на груди. — Ваше молчание вполне красноречиво. Вы предпочли поддаться собственному слабоволию наперекор моей воле. Я предупреждал, что в таком случае мы немедленно расстанемся. Не в моем обыкновении бросать слова на ветер. Начиная с сегодняшнего дня вас будет ждать дорожная карета. В течение трех суток вы должны уехать в имение моего отца в Веллингтонии. Скорее всего это наш последний разговор, потому что я не могу любить непослушную жену.
— Артур, мой любезный Артур, не уходите так! Вы бы смягчились, если бы знали все!
— Так расскажите мне! — воскликнул он, торопливо выпуская дверную ручку, которую уже начал было поворачивать.
— Не могу!
— Почему?
— Я связана обещанием не советоваться с вами в течение недели. А когда этот срок выйдет, боюсь, никакие советы уже не помогут и я вынуждена буду оставить вас навсегда.
Маркиз собрался ответить, но тут дверь отворилась, и вошел его светлость герцог Веллингтон. Он замер на пороге и, пристально оглядев Артура и Марианну, спросил тихо:
— Чем вы оба расстроены? Я что, пришел аккурат к не лучшему моменту супружеской идиллии?
Ответа не последовало; Артур лишь отошел к окну и стал смотреть на проплывающие облака. Тогда его светлость обратился непосредственно к даме:
— Что же вы такого натворили, Марианна, отчего ваш супруг стал мрачнее тучи?
Марианна залилась слезами.
— Я не хотела его обидеть, — рыдала она, — но…
— Но что, милая? Надеюсь, это не беспричинное тиранство с его стороны?
— Нет-нет-нет, просто он хочет знать то, что я не могу ему сказать.
— И что же это? Можете вы сказать мне?
— Да, — проговорила маркиза, поднимая голову, и в ее еще влажных глазах блеснула улыбка. — Думаю, что могу. Советы вашей светлости будут для меня ценнее любых других, а хранить секрет от вас я не обещала.
97 
