92 
Официант быстро возвращается — они оба взяли только по чашке кофе.
— А сейчас мужчина заплатит — только потому, что так положено.
Мужчина встает со стула, переносит вес тела на правую ногу — портмоне у него в левом кармане — засовывает руку в карман и расплачивается. Женщина продолжает пить кофе, даже не взглянув на него. У них рассеянный и скучающий вид. Интересно, как бы здесь восприняли моих друзей? Блин! Они устраивают дебоши, блюют, дерутся, не платят или громко орут, требуя один евро с каждого посетителя, но в любом случае, они живут, а не прозябают, черт побери.
Джин улыбается.
— Да, да, ты прав, по крайней мере, сейчас.
Все, хватит, с меня достаточно. Во всяком случае, на данный момент.
— Да расслабься ты, Стэп, тем более что сейчас тебя ждет важное дело.
— Не понял.
— Тебе надо решить проблему с этим господином.
Я оборачиваюсь, за мной стоит улыбающийся официант.
— Позвольте.
Я не успел ответить, как он наклоняется и берет счет из-под псевдосеребряной тарелочки. Он подошел совсем тихо, я даже не слышал. Странно, мне это несвойственно. Вот до чего расслабился с этой Джин. Это хорошо или плохо?
— Одиннадцать евро, синьор.
Я встаю точно в такую же позу, как хмурый тип из той апатичной пары: вынимаю портмоне из кармана и открываю. И улыбаюсь.
— Так даже лучше.
— Что такое?
— Что мы не похожи на этих унылых зануд.
— Не поняла, — Джин смотрит на меня удивленно. — Объясни нормально!
— Все очень просто. Заплатить придется тебе, у меня нет денег.
— Я бы предпочла без экстрима. То есть, я бы согласилась, чтобы мы оказались похожими на этих двоих. То есть, чтобы заплатил ты.
Джин, такая элегантная и красивая, безупречно одетая и накрашенная, строит мне рожицу. Не сильно смешную. И улыбается официанту, как бы извиняясь за ожидание. Она открывает сумочку. Достает кошелек, открывает его, и улыбка сходит с ее лица.
— Мы совсем не похожи на этих двоих. У меня тоже нет денег, — и добавляет, глядя на официанта: — Да, я переоделась, потому что иду на ужин с родителями и дядей, и, поскольку мне там платить не придется, о деньгах я не подумала.
— Плохо.
Официант меняет тон, выражение лица тоже меняется. Вся его любезность бесследно исчезает. Возможно, ему, взрослому человеку, кажется, что молодые просто смеются над ним.
— Мне это совсем неинтересно.
Я беру ситуацию в свои руки.
— Слушайте, я провожу девушку к машине, сниму деньги в банкомате и вернусь заплатить.
— Да, сейчас… меня зовут Джо Кондор! Вы думаете, я такой дурак? Давайте деньги или я позову полицию.
Я улыбаюсь Джин.
— Извини.
Встаю и беру официанта под руку: сначала мягко, потом сжимаю так, что он начинает возмущаться:
— Что ты хочешь, прекрати.
Сжимаю сильнее и отвожу его в сторону.
— Хорошо, шеф. Мы неправы, но не надо нам читать нравоучения. Мы не собираемся воровать у вас одиннадцать евро. Ясно?
— Но я…
Я сжимаю ему руку еще сильнее, на этот раз-очень решительно. Он морщится от боли, и я отпускаю его.
— Я прошу вас войти в мое положение. Я первый раз пришел с этой девушкой…
Может быть, он тронут, а может, его убедили какие-то личные воспоминания больше, чем мое признание. Он кивает.
— Хорошо, занесете деньги потом.
Мы возвращаемся к столу. Я улыбаюсь Джин.
— Мы договорились.
Джин встает и смотрит на официанта, она искренне расстроена.
— Мне, правда, очень жаль.
— О, не беспокойтесь. Такое бывает.
Я улыбаюсь официанту. Он смотрит на меня. Думаю, пытается определить, вернусь я или нет.
— Возвращайтесь не слишком поздно, пожалуйста.
— Не волнуйтесь.
И мы уходим, мило улыбаясь и оставляя официанту призрачную надежду.
37
Я сижу позади Стэпа. Мы едем на мотоцикле. Его мотоцикле. Мои мысли разлетаются по ветру. Подумать только. Во что ты влипла, Джин? Это невероятно. Вы первый раз, точнее, во второй, идете в ресторан. В первый раз он и его друзья сбежали из… как там он назывался? «Полковника». Сегодня, когда у него появилась редкая возможность сводить меня куда-нибудь, меня, единственную и неповторимую Джин, что он вытворяет? Он оказывается без денег. Не хватало только, чтобы он там подрался. Маразм. Мой дядя Ардизио сказал бы: «Будь осторожна, Джиневра, это тебе не Князь земли[45]». Представляю даже, каким голосом он это сказал бы — очень низким, хриплым, произнося вместо «т» — «д» и растягивая «о»: «Будь осдорооожна, королева». Вот что сказал бы дядя Ардизио. «— Это какой-до князь свиней… Даже цведочка не бодарил моей королеве, закрой глаза и бобыдайся бодумать… Осдорожнее, осдорожнее… королева…»
92 
