58 
– Вы хорошо его знаете? – едва слышно спросила Фьора.
– Довольно хорошо. Он старше меня всего на два года, и мы долго были с ним соратниками по оружию. Но мы никогда не дружили по-настоящему – мы слишком разные люди.
– Но, может быть, вам приходилось видеться с его женой?
Удивление Коммина было настолько же сильным, сколько и искренним.
– С его женой? Я никогда не слышал, чтобы он был женат! Насколько мне известно, он отказался от многих выгодных партий, да к тому же у него не хватило бы времени для этой несчастной.
– Почему вы считаете ее несчастной?
– Не очень-то приятно жить оторванной от всего мира в его замке или же присоединиться к числу женщин, окружающих в Гане, Брюгге, Брюсселе или Лилле графиню Маргариту и ее невестку Мари. Сейчас не время для счастливых супружеских пар! У меня то же самое: вот уже два с половиной года после моей женитьбы, как я не виделся с моей любимой супругой Элен.
– И она не скучает о вас? – спросила Фьора с некоторой дерзостью.
– Даже если это и так, она слишком разумна и хорошо воспитана, чтобы высказать мне это.
– Тогда я поставлю вопрос иначе: вам ее не хватает?
К Коммину вернулось хорошее настроение, и он ответил с улыбкой:
– Я мог бы вам сказать, что государь не оставляет мне на это времени, и это было бы правдой. Но вечерами, когда в деревне так чудно и небо полно звезд, бывает, что я сожалею о ее отсутствии, ибо она нежна и красива. Вы брюнетка, а она блондинка, и характер у нее более мирный, если вы позволите мне допустить такое сравнение.
Было уже поздно, и Коммин попрощался со своими новыми друзьями. Фьора послушала, как стихал стук его сапог в длинной галерее центрального двора со множеством дверей, ведущих в апартаменты, и, убедившись в том, что сеньор Коммин д'Аржантон был уже в своей комнате, она подошла к Деметриосу, который слушал, облокотившись о подоконник, как колокола собора своим звоном возвещали о комендантском часе. Он задул на столе свечи. Ночь была светлой, и можно было обойтись без освещения. Фьора села рядом с греком и спросила его:
– По правде говоря, я не знаю, что и думать об этом человеке. Он смущает меня. С виду такой откровенный, честный, верный королю, с которым вроде бы так легко подружиться, и все-таки...
– Надеюсь, ты не станешь сейчас упрекать его в том, что он переметнулся от Карла Смелого к королю Людовику?
– А почему бы и нет? На всех языках это называется предательством, не так ли?
– Только не на моем! В этом виноват не мессир де Коммин, а этот безмерно гордый герцог, которому неведомы человеческие чувства, поэтому ему не удалось удержать ни одного из своих слуг. Я уверен, что де Коммин служит верой и правдой королю и что он разумом потянулся к королю, признав в нем себе подобного. У него ум настоящего государственного деятеля, и Людовик XI не ошибся в нем. Он знает, что бывает заслуженная признательность. Карл Смелый этого не понимает и никогда не поймет.
– Однако ему удалось привязать к себе мессира де Селонже, – с горечью сказала Фьора.
– Потому что они очень похожи друг на друга. Твой Филипп – это отражение, которое Карл Смелый может увидеть, если ему случается смотреться в зеркало.
– Это не мой Филипп!
– Однако же у тебя разрывается сердце с того момента, как ты узнала, что его может ожидать эшафот. Не отрицай. Я читаю по твоему лицу, как по книге. Ты это хорошо знаешь.
– Ты видишь так же хорошо и будущее. Умрет ли он? – дрогнувшим голосом спросила Фьора.
– Не знаю. Чтобы ответить на твой вопрос, мне надо побыть с ним рядом.
– Но ты рядом со мной! Что ты видишь?
– Длинную дорогу, кровь и слезы. Послушаешься ли ты меня, Фьора, если я прикажу тебе вернуться в Париж к Леонарде и Нарди? Предстоящие битвы будут слишком суровыми для женщины. Я тебя люблю и хочу оградить от них.
– Я не хочу, чтобы меня щадили, – сказала она с внезапной твердостью. – Сейчас я ненавижу Карла Смелого еще больше, чем вчера. И если Филипп умрет из-за него...
Стук копыт оборвал ее на полуслове. Она узнала коренастую фигуру Эстебана, возвращавшегося на постоялый двор после вечеринки, проведенной, без сомнения, в каком-нибудь кабаке вместе с солдатами, охраняющими город. С тех пор как он покинул Париж, кастилец вдыхал полной грудью запах войны и никогда не терял случая побывать в войсках, чтобы разделить с ними, хотя бы на короткое время, жизнь, для которой он был создан. Деметриос знал об этой привязанности Эстебана, но тот был, видимо, настолько верен своему хозяину, что сопротивлялся своему желанию вступить в войска.
58 
