28 
На первом этаже за грязными стеклами виднелся слабый свет.
Карета стала.
— Прошу! — сказал Видок, спрыгивая на землю. — Вас ждут.
Подняв глаза, Марианна окинула удивленным взглядом это убогое строение, плотнее укуталась в подбитый куницей плащ и до глаз надвинула меховой капюшон. Резкий северный ветер гулял по необъятному двору, вздымая снег и вызывая слезы на глазах. Молодая женщина неторопливо вошла в выложенный плитками вестибюль, сохранивший следы былой роскоши, и сразу увидела Рустана.
В широком пунцовом плаще с поднятым воротником и в неизменном белом тюрбане, мамелюк шагал по неровным плиткам, откровенно похлопывая себя по бокам. Но, заметив Марианну, он поспешил открыть перед ней дверь, у которой он нес неспокойную вахту. И на этот раз Марианна оказалась перед Наполеоном…
Он стоял у пылающего камина, поставив ногу на камень Очага, заложив одну руку за спину, а другую за борт серого сюртука, и смотрел на пламя. Его тень в большой треуголке растянулась до лепных фигур на потолке, кое-где сохранивших позолоту, и их одних было достаточно для украшения этого громадного пустого зала, в котором на стенах виднелись остатки гобеленов, а пол покрывал мусор.
Он безучастно взглянул на склонившуюся в реверансе Марианну и показал ей на огонь.
— Подойди погрейся! — — сказал он. — Этой ночью ужасно холодно.
Молодая женщина молча подошла и, движением головы отбросив назад капюшон, протянула руки без перчаток к огню. Какое-то время оба оставались так, сосредоточенно глядя на танцующее пламя, отдаваясь его проникающему теплу. Наконец Наполеон бросил быстрый взгляд на свою соседку.
— Ты сердишься на меня? — спросил он, с некоторым беспокойством вглядываясь в неподвижный тонкий профиль, полуопущенные веки, плотно сжатые губы.
Не оборачиваясь к нему, она ответила:
— Я не позволила бы себе это, сир! На властелина Европы не сердятся!
— Однако ты делаешь именно так! Ты собиралась уехать, не так ли? Перерезать узы, еще связывавшие тебя с жизнью, которой ты больше не хотела, зачеркнуть прошлое, пустить по ветру все, что было!
Она внезапно устремила на него взгляд своих зеленых глаз, в которых заплясал легкий огонек оживления. Какой же он был все-таки непревзойденный актер! Это его обычная манера — находить оправдания, чтобы рассердиться, когда он чувствовал себя виноватым!
— Не пытайтесь раздуть в себе гнев, который вы не испытываете, сир! Я слишком хорошо знаю… ваше величество! И поскольку я пришла сюда, пусть император соизволит забыть то, что я хотела сделать, и объяснит мне странные события, имевшие место за последние месяцы. Смею ли я признаться, что я ничего не поняла И сейчас не понимаю?
— Однако ты довольно понятливая, как мне кажется?
— Я считала себя такой, сир, но оказалось, что политические ходы вашего величества слишком сложны для женского ума. И я признаюсь без малейшего стыда, что не смогла добраться до истины в том, что ваши судьи и газеты назвали «делом Бофора», кроме той, что невинный человек несправедливо страдал, мог десять раз умереть, чтобы доставить одному из ваших тайных агентов возможность прославиться, организовав его побег с вашего благословения и под наблюдением вашего военного корабля, кроме той, что я сама едва не умерла от отчаяния! И наконец, в довершение всего вы силой заставили привезти меня сюда…
— О, так уж силой!..
— Против моей воли, если вы предпочитаете! Зачем все Это?
На этот раз Наполеон оставил свою задумчивую поду, повернулся к Марианне и строго сказал:
— Чтобы свершилось правосудие, Марианна, и чтобы ты была тому свидетельницей.
— Правосудие?
— Да, правосудие! Я всегда знал, что Бофор ни в чем не виноват — ни в убийстве Никола Малерусса, ни в остальном… Так же, как в вывозе из Франции шампанского и бургундского для людей, которых я не имею никакого желания обрадовать! Но мне были нужны виновные… подлинные виновные, без нарушения деликатных ходов моей международной политики. И ради этого я должен был довести игру до конца…
— И рисковать увидеть Язона Бофора погибшим под ударами каторжных надзирателей?
— Я дал ему ангела-хранителя, который, видит Бог, не так уж плохо поработал! Я повторяю, что мне были нужны виновные… и затем еще это дело с фальшивыми английскими фунтами стерлингов, которое обязывало меня наказать его, чтобы не оказаться в смешном положении и не рисковать раскрыть мою игру.
28 
