Особенно,... 
185 
Опешившая Марианна смотрела на него так, словно он бредил.
— Калеб?
— По-моему, вы не могли забыть того бронзового бога, которого вы так великолепно защищали, когда Лейтон хотел забить его бичом? Так вот, я должен вам признаться, что это он нас спас! — заключил спокойно Жоливаль, взяв предложенный лакеем бокал шампанского.
— Он спас вас? Раб, бежавший от турок? Но, Аркадиус, это не выдерживает никакой критики.
— На первый взгляд — безусловно. Но не скрою от вас, что этот странный беглец заставил меня пошевелить мозгами. Ведь, по словам Бофора, который, между нами говоря, показался мне более наивным, чем можно было предположить, этот Калеб после бегства из турецкого рабства оказался на набережной в Чьоджи, другими словами, на внушительном расстоянии от османской территории. И вот, чтобы надежней избежать вышеупомянутого рабства, он садится на корабль, принадлежащий нации, заведомо занимающейся работорговлей, затем, не моргнув, соглашается плыть с этим кораблем в… Константинополь! И вскоре мы обнаруживаем, что он обладает некоторым влиянием среди турок или их союзников!
Есть над чем задуматься!..
— Вы правы: это странно! И к какому заключению вы пришли, друг мой?
— Что этот человек на свой лад служит Османской империи.
Не забывайте, что негры или их близкие соседи часто занимали важные посты при султанах. Особенно в гаремах!
Марианна пожала плечами. Ее память мгновенно восстановила атлетическую фигуру эфиопа, его глубокий низкий голос.
— Такой молодец и евнух? Полноте!..
— Я не собираюсь утверждать. Это только предположение.
Как бы то ни было, он вырвал нас из когтей Вали-паши. Мы сделали кратковременную остановку возле Милоса, причем мы не покидали бриг, где нам разрешили занять свои апартаменты, затем одна шебека проводила нас до Босфора, после того как рейс Ахмет пересадил экипаж брига к себе.
— И что с ними сталось?
— Мятежников можно считать покойниками, ибо уготованная им пашой судьба заставит их пожалеть о веревке! Что касается остальных, то они, видимо, будут проданы в рабство. Один О'Флаерти удостоился такой же милости, как и мы.
— А… Калеб?
Жоливаль сделал неопределенный жест рукой.
— После остановки в Адамасе на Милосе Калеб исчез, и поскольку никто нам ничего не сообщил, неизвестно, что с ним сталось. В момент, когда он покидал нас, он очень учтиво попрощался, затем бесследно улетучился, как джинн.
— Все более и более странно!
Мысли Марианны обратились к будущему. Необходимо начать поиски Язона, найти его, вырвать у Лейтона.
Но где искать? И как? К кому обратиться, чтобы попытаться найти следы двух людей, исчезнувших глубокой ночью в маленькой шлюпке где-то между Критом и Карпатосом?
Отяжелевший от желания спать голос с трудом подавлявшего зевоту Латур-Мобура подсказал ей ответ:
— За исключением ваших драгоценностей, княгиня, вы найдете здесь все, что вам принадлежит, начиная с одежды до верительных грамот императора и генерала Себастьяни. Могу ли я уже завтра обратиться в сераль с просьбой предоставить вам в ближайшее время аудиенцию у султанши-валиде Нахшидиль? Простите великодушно за такую спешку, ибо вы, без сомнения, нуждаетесь в отдыхе, но время, как известно, не ждет, и потребуется немало дней, чтобы получить разрешение.
Решительно, жизнь входила в свои права и вместе с ней ошеломляющая миссия, порученная императором Марианне.
Над краем бокала, который она рассматривала на свет, словно искала тайны будущего в его золотистой прозрачности, молодая женщина устремила к дипломату горящий надеждой взгляд.
— Действуйте, господин посол, и чем быстрей, тем лучше!
Знайте, что ваша поспешность никогда не сравнится с моей. Однако… буду ли я принята?
— Я надеюсь, что да, — улыбнулся Латур-Мобур. — Султанша-валиде уже слышала благодаря пущенным мной слухам о французской путешественнице, ее кузине, которая, преодолевая грозные опасности, чтобы добраться до нее, внезапно исчезла. Даже при отсутствии других чувств одно любопытство обеспечит вам аудиенцию! И только от вас зависит, как ее использовать.
Глаза Марианны вернулись к бокалу с шампанским. Теперь в игре крохотных пузырьков ей почудилось неясное лицо, без четких очертаний, лицо в обрамлении светлых волос, таких воздушных и сверкающих, как золотистое вино, еще незнакомое лицо той, кто некогда на островах отзывалась на нежное имя Эме и которая теперь правила, невидимая и всемогущая, воинственной империей Баязедов и Сулейманов: Нахшидиль…
Султанша-француженка, султанша-блондинка, та, которая единственная обладала достаточной властью, чтобы вернуть ей любимого человека…
Улыбнувшись этому образу, чувствуя к нему полное доверие, Марианна закрыла глаза…
185 
