116 
Узнав подлинное достоинство женщины, которую он принял за легкомысленную искательницу приключений, Шахин-бей был очень сконфужен своей неучтивостью. Освещенное фонарями лицо Марианны доставило ему наслаждение, явно готовое смести любые социальные условности… При виде настойчивого горящего взгляда, который он не отводил от нее, когда все возвращались в дом, она поняла, что пробудила в нем такие же первобытные чувства, как у незнакомца из бухты, и не ощутила при этом никакого удовольствия. Хватит уж с нее этой ночи первобытности!..
— Я очень прошу, чтобы эта история не получила огласки! — сказала она доверительно Маддалене, которая в пеньюаре с многочисленными оборками вышла из своей комнаты, чтобы предложить героям происшествия подкрепляющие напитки. — Ведь я совершенно случайно предотвратила это покушение. Было ужасно жарко, и я пошла на пляж выкупаться. При возвращении я столкнулась с беем, и от неожиданности он упал, как раз в тот момент, когда преступник выстрелил. Право слово, не из-за чего создавать роман!
— Однако именно это собирается сделать Шахин-бей! Послушайте его: он уже сравнивает вас с гуриями рая Магомета! Больше того: он наделяет вас храбростью львицы. Вы должны быть готовой стать его героиней, дорогая княгиня!
— Я не возражаю, если только он удержит при себе свои впечатления… и если сенатор умолчит о моей роли!
— Почему же? Вы совершили доброе дело, которое добавит славы Франции. Генерал Донцелот…
— ..вовсе не обязан знать об этом! — вздохнула Марианна. — Я… я очень застенчива! Я не люблю, когда говорят обо мне!.. Это меня смущает!
Что ее особенно смущало, так это Язон, который, узнав о происшествии, может сделать очень далекие от действительности выводы. Его ревность ничего не пропускала. Но как объяснить хозяйке, что она безумно влюблена в капитана своего корабля и его мнение имеет для нее чрезвычайное значение?
В карих глазах Маддалены, внимательно смотревшей на краснеющее лицо Марианны, появились лукавые искорки, когда она зашептала:
— Все зависит от того, как преподнести дело. Мы постараемся охладить энтузиазм Шахин — бея. В противном случае генерал-губернатор вполне мог бы сделать вывод, что вы… столкнулись с нашим юным изгнанником, пытаясь помешать ему выдать себя за Улисса, встретившего Навсикаю. И вам не хочется, чтобы губернатор подумал…
— Ни он, ни кто-либо другой! Я боюсь показаться смешной, особенно в глазах моих друзей…
— Нет ничего смешного в желании выкупаться, когда стоит такая угнетающая жара. Но я слышала, что американцы очень добродетельны и придерживаются строгих моральных принципов.
— Американцы? При чем здесь американцы? Хотя корабль, на котором я путешествую, и принадлежит этой нации, я не вижу, почему…
Маддалена ласково взяла под руку Марианну и увлекла к лестнице, чтобы проводить до ее комнаты.
— Моя дорогая княгиня, — зашептала она, взяв одну из стоявших на столике зажженных свечей, — я очень хочу сообщить вам о двух вещах: я — женщина и, хотя вам это еще не известно, испытываю к вам большую приязнь. Я сделаю все, чтобы вы избежали малейшей неприятности. Если я заговорила об американцах, то только потому, что мой супруг рассказал мне, как был напуган ваш капитан, когда вам в порту стало плохо… и также, какой он соблазнительный мужчина! Будьте спокойны: мы постараемся, чтобы он ничего не узнал об этом! Я поговорю с мужем.
Но энтузиазм Шахин-бея был, видимо, из тех, которые ничто не может сдержать. Тогда как Аламано, передавая преступника в руки островной полиции, обошел молчанием роль Марианны, с восходом солнца целая процессия слуг бея с предназначенными» явившемуся из страны калифа неверных драгоценному цветку» подарками прошла по саду сенатора и выстроилась перед входом в дом, с неподражаемым терпением людей Востока ожидая часа, когда они смогут вручить послание.
Это послание оказалось письмом, написанным обильно расцвеченными выражениями вроде: «сияние княгини с глазами цвета морской воды обратило в бегство чернокрылого ангела Азраила», в котором Шахин-бей объявлял себя ее рыцарем до конца дней, отпущенных ему Аллахом на этой презренной земле, и отныне посвящал ей, равно как и своему народу в Дельвинр, угнетенному подлым Али, свою жизнь, которая без нее будет только призраком и за которую он, может быть, и не успеет прославиться…
— Что он хочет этим сказать? — забеспокоилась Марианна, когда сенатор сравнительно точно закончил трудный перевод.
116 
