Михаил распахнул калитку и жестом пригласил девушку пройти. Рита зашла и остановилась, растерявшись от оживших вдруг воспоминаний. Забытое детское любопытство, смешанное со смущением и страхом! Еще девочкой она с интересом заглядывала на соседский участок, пытаясь угадать, какой же дом старика Захарова изнутри. Она воображала камин и кресло-качалку где расположился старик с трубкой в зубах, в берете с помпоном, как у боцманов из старых книг. Еще ей представлялась расстеленная на полу медвежья шкура с огромными клыками, торчащими из приоткрытой пасти, а старик Захаров уже виделся одетым в охотничью куртку и бриджи, заправленные в высокие сапоги (такой образ тоже был позаимствован из книжных иллюстраций). Стоя рядом со шкурой, он — в Ритином воображении — опирался на двустволку.
К ностальгическим чувствам добавились еще и радость от того, что детская мечта — увидеть изнутри дом старика-соседа, вот-вот исполнится, а также предвкушение и одновременно беспокойство — вдруг увиденное не оправдает ожиданий.
— Здесь когда-то жил старик, — произнесла она в порыве неожиданного доверия к Михаилу. — Не знаю его настоящего имени, помню, все его называли по фамилии — Захаровым. Наверное, Иван вам сказал, что участок, который он купил под дачу, раньше принадлежал моей бабушке.
Михаил, идущий впереди, никак не отреагировал на ее замечание: не замедлил шаг, не обернулся. И только уже на крыльце, поднимаясь по ступенькам, сказал:
— Мне дом достался от дочери старика. Рита, услышав это, неожиданно ощутила непонятное разочарование: воспоминания о старике вызвали и воспоминания о внуке Захарова. Ей вдруг захотелось узнать о нем. Где он сейчас? Как устроился в жизни? Все же свое первое романтичное чувство она испытала именно к тому парню. Еще совсем детское увлечение, больше похожее на восхищение, так и не трансформировавшееся в первую любовь.
— У старика был внук, который приезжал сюда каждое лето, — сказала она, входя следом за Михаилом в дверь. — Я не знала его имени, его называли все производным от фамилии старика — Захаром.
— А может, его так и звали? — предположил мужчина.
— Вряд ли… Интересно было бы узнать, что с ним стало.
— Что-что, вырос, устроился в жизни… Лота, Лота! Тише, девочка! Погоди, сейчас я тебя выпущу.
На Риту вдруг навалилось что-то огромное и лохматое. Девушка испуганно вскрикнула и отступила назад.
— Тише ты, тише! Лота! Это гостья, нельзя ее так пугать!
Рядом с Ритой раздалось скуление, и мокрый холодный нос ткнулся ей в ладонь.
Раздался щелчок выключателя, и девушка увидела возле своих ног огромную собаку, заросшую черной с проседью шерстью.
— Лота, иди? погуляй, — ласково произнес Михаил, настойчиво оттаскивал собаку от Риты за ошейник. Потом, девочка, пообщаемся с тобой. Видишь, у нас гостья.
Собака задрала вверх лохматую морд— у и жалобно заскулила, косясь на Риту сливовым глазом.
— Не ревнуй, не ревнуй, Лота. Иди давай… Погуляй!
После того как собака была выпровожена, Михаил вернулся к Рите с извиняющейся улыбкой:
— Простите, она, похоже, напугала вас.
— Ничуть!
— И все же я должен был предупредить о том, что Лота свободно гуляет по дому.
— Какой она породы?
— Черный терьер. Проходите, Рита. Не разувайтесь.
Она следом за Михаилом миновала узкую прихожую и оказалась в просторной гостиной. Сложно было сказать, оправдались ее ожидания или нет. Шкуры и кресла-качалки в комнате не наблюдалось, но камин имелся. Стены оказались дощатыми, свежепокрашенными, пол глянцево блестел новым лаком. Занавески на окнах отсутствовали, их заменяли внутренние деревянные ставни с затейливой ажурной резьбой. Мебель оказалась старой, но, видимо, отполированной заново. Рита остановилась перед книжным шкафом, до отказа заполненным потертыми переплетами. Пробежавшись взглядом по корешкам, она с радостью обнаружила почти все любимые ею в детстве книги. Томики русских классиков, собрание приключенческих романов Жюля Верна, Майна Рида и Джека Лондона. Александр Дюма-старший шел об руку с Артуром Конан Дойлем. Хемингуэй, Цвейг, Бальзак… Ей подумалось, что из этой библиотеки брал книги Захар-младший, и в памяти ярко, будто она опять пряталась за старой яблоней и, умирая от страха и любопытства, подглядывала, возник гамак, в котором парень-подросток читал книги.
— Эта библиотека осталась от прежнего хозяина? — спросила она, оборачиваясь.