58 
Плетнев вышел из машины. Полынный запах, к которому примешивался дымок костра, вернул его в детство. Он вспомнил, как забирался со сверстниками в этот старый коровник, который служил им и штабом Чапаева, и хижиной Робинзона и Пятницы, и ставкой маршала Жукова…
Нередко мальчишки ночевали здесь — пекли картошку и выловленных тут же, под яром, здоровенных раков, до поздней ночи сидели у костра, разговаривали, смотрели на небо. «Во все времена, — думал Плетнев, — мальчишек, так же, как когда-то и нас, влечет к себе звездное небо. Оно еще загадочней кажется вдали от человеческого жилья. У степного костра рождаются мечты, которым, быть может, и не суждено сбыться, но это тоже здорово, тоже на всю жизнь — тихое мерцание родных степных звезд над головой».
Его размышления прервал злобный собачий лай и женский крик. Похоже, на нижней дороге на кого-то напала собака. «Лиза!» — вдруг догадался Плетнев. Он кинулся, не разбирая дороги, через полынные кущи, с разбега, как в детстве, съехал по песчаному склону.
Лиза стояла, прижавшись спиной к отвесному яру, а возле нее металась большая лохматая собака, щелкала зубами, пытаясь схватить за ногу. Плетнев поднял ком сырой глины и с размаху швырнул в разъяренного пса. Тот, поджав хвост, отскочил в сторону. Плетнев нагнулся за другим комом, и собака, порыкивая для острастки, затрусила прочь по самой кромке воды.
Плетнев обнял Лизу за плечи. Она прижалась к нему, уткнувшись головой в грудь.
— Успокойся, Лиза, милая. Я с тобой.
На нее волнами накатывала дрожь. Плетнев все крепче прижимал Лизу к себе, ласково гладил по волосам.
— Это Бог тебя наказал за то, что меня не дождалась, — попробовал пошутить Плетнев. — Помнишь, нас в детстве гонял Кизилин кобель? Подозреваю, что он его специально на ребятишек науськивал, — мы же каждое лето на бахчу к нему наведывались. Однажды пес с меня трусы стащил и в клочья разорвал, а Люда сплела набедренную повязку. Меня после того случая долго Тарзаном дразнили. А трусы новые были, из настоящего сатина… Лиза, куда же ты? Постой!..
Она уже бежала к машине. Не дожидаясь его, открыла дверцу, плюхнулась на сиденье и, спрятав лицо в ладонях, рассмеялась.
— Помню, помню… Она еще тебе туда красный горошек вплела. И бессмертники. А ты сидел в это время за кустом шиповника, прикрывшись лопушиным листом. И жаловался, что тебя кусают муравьи.
— Все-таки почему ты не дождалась меня? — спросил он, когда они уже ехали по степи.
Лиза вдруг посерьезнела, выпрямилась, по-детски неуклюже натянула на колени сбившуюся юбку.
— Мне нужно было одной побыть, — сказала она, глядя куда-то вдаль. — Слишком много… счастья нелегко пережить.
Он протянул руку и нежно коснулся ее пылающей щеки.
— Поделись им со мной…
Она неожиданно всхлипнула.
— Ты что?
— Мне так страшно было… Гораздо страшней, чем когда на меня ваш Шарик напал. Ты и в тот раз в самый нужный момент рядом оказался. Помнишь, как на меня ваш Шарик напал?
Еще бы он этого не помнил. Их лютый дворовый Шарик, которого они сами побаивались, как-то сорвался с цепи и повалил зашедшую во двор Лизу на клумбу с цветами. Он стоял над ней, дыша ей прямо в лицо, а Плетнев бежал с дальнего конца огорода, где поливал капусту. Он поднял Лизу и не успел ничего сказать, как она вырвалась из его рук и бросилась к Люде, которая, оказывается, спокойно наблюдала эту сцену из-за забора.
— Сколько тебе тогда было? — спросил он Лизу.
— Десять. Это случилось в тот год, когда я спряталась в терновой балке и подсмотрела за вами. Люда боялась, что я вас выдам, и все грозилась рассказать тебе, что я в тебя влюблена. Но я бы вас ни за что не выдала.
Плетнев не знал, как ему вести себя с Лизой. Откровенно говоря, он пасовал перед такой обнаженностью чувств. К тому же Лиза все время куда-то от него ускользала. Наверное, в тот свой мир, из которого он, Плетнев, вытеснил все или почти все. Не хотелось ему падать с той высоты, на которую вознесла его Лизина любовь…
— Мама будет просить, чтобы дело закрыли, — сказала Лиза, когда они сидели в сумерках на жестком гостиничном диване. — Завтра она скажет об этом следователю.
— Это потому, что она подозревает Михаила? — с неожиданной злостью спросил Плетнев.
— Я не спрашивала у нее об этом. Просто она считает, что далеко не в каждом случае на зло следует отвечать злом.
58 
