– Привет, – Инга без эмоций поздоровалась и подошла к нему. Этот визит Макса так не вписывался в ее утреннее настроение, мысли о Чернове и воспоминания о поцелуе… Был чем-то чужеродным, словно футболка с аляпистым рисунком – в деловом стиле. И этой своей чужеродностью и неуместностью вызвал лишь раздражение – Привет, – он с легким намеком на упрек поздоровался.
– Ты меня караулил? – еле заметно проскользнувший в его приветствии упрек подпитал ее некое чувство вины перед Максом, которое, объединившись с раздраженностью, вылилось в слишком вызывающую интонацию, с какой был задан этот вопрос. И Макс, теперь уже он, словно оправдываясь, развел руками.
– Караулил. Я тебя уже два вечера подряд не мог застать, хоть мы с тобой и договаривались увидеться. Я и записку тебе писал… Ты прочитала ее?
Был велик соблазн удивленно наморщить лоб и сказать, что никакой записки она не видела. И повиниться, что она – такая-сякая – так хотела с ним увидеться, да вот приключились какие-то ну очень важные и очень срочные дела, а предупредить оказалось невозможно… Инга, поддавшись мимолетной слабости произнести всю эту чушь с невинным видом девочки-ромашки, открыла рот, но сказала совсем другое:
– Да, прочитала.
– Ясно, – он усмехнулся и нервно провел пятерней по волосам, убирая падающую на глаза челку. Этот жест получился у Макса слишком артистичным, словно он долго и тщательно репетировал «страдания», и вот сейчас настал «час» отыграть эту сцену на публике. – А я уж даже подумал, что ты уехала домой.
– Нет. И пока не собираюсь.
– Но и встречаться со мной тоже больше не хочешь, – он с грустной усмешкой подвел итог. Макс был слишком хорош – в обтягивающей его подкачанный торс синей футболке и ладно сидящих джинсах. И ему очень шло это состояние «находиться в грусти», так же, как и играть роль рокового красавца, пылкого влюбленного. Макс сжился с ролью романтичного героя, как со второй кожей, и весь спектр чувств, присущий герою этого амплуа, он отыгрывал без запинки, растворяясь в своей роли практически без остатка. И можно было бы ему верить и сочувствовать, если бы не занудная мыслишка, засевшая слишком прочно, что отношения для Макса – подобны театру, и каждый раз он выходит на сцену и отыгрывает свою роль блестяще и постоянно, только вот публика, состоящая сплошь из настроенных на роман курортниц, каждый раз разная.
– Макс, ты слишком хорош… Слишком хорош для того, чтобы быть настоящим, – Инга, глядя ему прямо в глаза, серьезным тоном произнесла. И Макс, не поняв ее, нахмурился:
– Что ты имеешь в виду?
– Просто это и имею в виду, – она обезоруживающе улыбнулась, и парень, в недоумении похлопав ресницами, спохватился и засмеялся:
– Загадочная женщина! Боже мой, как же ты мне нравишься… – он, после секундного сбоя в сценарии, вновь вернулся к хорошо знакомой роли. И тут же с нужной долей грусти признался:
– А я ведь, знаешь… Влюбился в тебя…
– Макс, давай обойдемся без… подобных слов, – Инга досадливо поморщилась и бросила короткий, но красноречивый взгляд на часики. Макс ее понял:
– Торопишься?
– Да.
– Я могу тебя подвезти, – он тут же с готовностью кивнул на мотоцикл, но, увидев, что Инга покачала головой, отказываясь, поправился:
– Да, ты же ведь боишься мотоциклов.
– Макс, не в этом дело… Я тебе ничего и не обещала, помнишь? Сразу сказала, чтобы ты не рассчитывал на роман со мной… – ей стало неприятно, что она все же начала оправдываться. Она резко оборвала себя и спросила:
– Это ты носишь мне цветы?
– Какие цветы? – Макс непонимающе наморщил лоб, но тут же усмехнулся:
– Это, наверное, был твой другой поклонник. Утешает то, что и ему, как и мне, ничего «не обломится».
Резко переменившись в настроении, раздраженный и мрачный, он сел на мотоцикл и завел двигатель. И прежде чем тронуться с места, тихо, но внятно процедил:
– Наверное, тебя и в самом деле интересуют не мужчины, а бабы.
Он уехал, а Инга осталась с таким ощущением, будто ей только что плюнули в лицо. От утреннего хорошего настроения не осталось и следа. Она вытащила из сумочки пачку сигарет и закурила. И сейчас ей было все равно, что Лизка потом, учуяв запах сигаретного дыма, недовольно сморщит носик. Ей хочется курить, и она будет курить. И по дороге к Лизе в довесок к и так уже подпорченному настроению некстати возникли думы на тему, кто и зачем вчера пытался «выкурить» ее из города посредством колдовства. На ум приходила лишь одна догадка, от которой настроение портилось еще больше: Маша, которая, похоже, имеет виды на Чернова. От подобных «подозрений» делалось противно почти до тошноты: о Машке хотелось думать как о приятельнице, а не подозревать ее в скверных помыслах. И все же Инге хорошо было известно то, что многие дамочки, не задумываясь о последствиях, прибегают к услугам «магов, ведьм, ясновидящих» и просто деревенских бабок-ворожеек, чтобы устранить соперницу с помощью колдовства. Подобных случаев в ее собственной практики было – не счесть, только ей уже приходилось снимать с клиенток последствия таких вот подобных вмешательств.