— Слушай, Павел. Ты узнал бы типа, которого видел с Эдеком?
— Какого типа?
— Ну, чёрного в красной рубашке.
— Конечно! Я на них долго смотрел.
— А что? — поинтересовалась Алиция, отпихивая Павла от дверцы холодильника. — Он где-нибудь поблизости?
— Не знаю. Как он выглядел?
— Чёрный, — сказал Павел, опираясь на раковину. — Такой типичный южноамериканец, с носом, с волнистыми волосами. Высокий. Скорее худой. Матери такие нравятся.
— Какие мне нравятся? — подозрительно спросила Зося, входя с грязной посудой и отодвигая Павла от раковины.
— Такие, как тот, которого я видел с Эдеком, — пояснил он.
— Не хочу быть негостеприимной, но разве обязательно все должны толкаться на кухне? — поинтересовалась Алиция, отодвигая Павла, чтобы поставить в шкафчик банку с кофе и остатки печенья. — По-моему, в этом доме есть и другие помещения.
— Это не мне такие нравятся, а Алиции, — мстительно ответила Зося. — Павел, ради бога, убирайся отсюда! Иоанна, и ты тоже.
— Ну-ка, подождите, дорогие дамочки, — решительно прервала их я. — Перестаньте к нему цепляться — дело важное. Я сегодня встретила в Копенгагене чёрного типа в красной рубашке. Южноамериканец, очень красивый, с носом, с волнистыми волосами. Ну что?
Все тотчас повернулись ко мне.
— Думаешь, он все время ходит в одной рубашке? — заинтересовалась Алиция.
— Ты считаешь, тот самый? — спросила Зося недоверчиво. — Где ты его видела?
— На выставке. Рубашка выглядит вполне чистой — может быть, иногда он их меняет.
— Брюнетов в Копенгагене полно, — сказала Алиция скептически. — Все они имеют право носить красные рубашки — чёрным красное к лицу. С чего ты взяла, что это именно тот, из Варшавы?
Я не могла ответить на вопрос, не впутывая Эву. Паника в её глазах была главной причиной моей уверенности.
— Не знаю точно, — уклончиво ответила я. — Может быть, и не он, но выглядит очень похоже. По-моему, Павел должен на него взглянуть.
— Не впутывай Павла! — немедленно запротестовала Зося.
— Он и так впутан, — пробормотала Алиция.
— Почему? — возмутился Павел. — Тоже мне впутывание — посмотреть на какого-то типа! Он же меня не удушит, если я на него посмотрю! Где он?
— В Копенгагене.
— А именно?
— Не знаю. Где-то. Вчера был на выставке, но сомневаюсь, что он до сих пор там сидит. Он похож на человека, ведущего ночной образ жизни.
Павел кивнул так энергично, что стукнулся затылком о дверь, на которую опирался.
— Подходит. Тот, с Эдеком, тоже так выглядел. Возможно, это он. Где его искать?
— Не знаю. Где в Копенгагене ведётся ночная жизнь?
— Нигде, — сказала Алиция, возвращаясь к уборке кухни. — Можешь усесться на Ратушплац и ждать, когда он пройдёт. Когда-нибудь дождёшься.
— Что за бред! — возмутилась Зося. — Сидеть на Ратушплац!.. Идиотизм. Зачем он вам вообще нужен?
— Подождите! — Я вспомнила рассказ Эвы. — Похож на приезжего. Может жить в отёле или пансионате. Если посещать каждый день по одному и смотреть в холле, рано или поздно мы его увидим…
— Ну! — энергично подтвердил Павел. — Конечно, посижу!
— Можем сидеть по очереди, — великодушно предложила я.
Красавец мужчина в красной рубашке мучил меня невыразимо. Его загадка ушла в землю вместе с Эдеком. Кто он? Ни в чем не повинный человек или участник сложной афёры?
— Делайте, что хотите, — процедила сквозь зубы Зося. — Не знаю, почему знакомый Эдека должен быть в Копенгагене, и не понимаю, какое он имеет отношение к делу, но если вы считаете, что это чем-то поможет… Только будьте осторожны!..
Наутро Зося, от волнения вообще не спавшая, выволокла из постели Павла и потащила его в город за покупками. Алиция довольно вяло искала письма. Я сидела на диване и столь же вяло делала маникюр, расставив по всему столу разнообразные лаки и ацетон.
— Иоанна! — вдруг позвала Алиция, выглянув из своей комнаты. — Можешь зайти на минутку? Я тебе хочу кое-что показать.
Я прервала своё занятие, растопырила пальцы и побежала к ней.
— Посмотри. — Алиция зловеще показала пальцем на полку, где стояли скульптуры Торкилля. — Ты видишь?
Большинство скульптур я видела раньше. Среди них была группа из двух сирен, хвостами оплетающих друг друга. Таких групп было несколько. Я долго таращила глаза, уверенная, что вот-вот увижу что-то ужасное, быть может, связанное с новым преступлением…
— Ну? — спросила я наконец, обеспокоенная тем, что ничего такого не вижу.