121 
По спине прошел озноб. На негнущихся ногах поручик спустился к реке и осел на песок.
Это были штатские. Сколько он ни вглядывался, ни одного мундира – женщины, старики да маленькие, еле заметные трупики детей – очень много детей.
– Господи Иисусе! – начали креститься казаки. – Вот ужас! Чего ж там такое стряслось? Можа, наводнение какое, ваше благородие?
– В июле?..
– И то правда, или пароход китайский утонул…
Семенов покачал головой. Здесь должна была затонуть целая флотилия… И тогда он услышал этот звук – тоненький, почти незаметный и очень тревожный.
Семенов поднялся и, не обращая внимания на предостерегающие окрики казаков, тронулся вдоль берега. На подгибающихся ногах сбежал к самой воде и замер.
Перед ним, наполовину выбравшись из воды, лежал молодой китаец, а рядом, закутанный в нелепую женскую кофту, сидел и отрывисто хныкал ребенок лет пяти, не более.
Семенов присел, с усилием перевернул китайца на спину и вздрогнул. Это был тот самый лодочник-контрабандист Бао, что перевез его на левый берег три года назад. И он был мертв.
Семенов на всякий случай пощупал пульс, но рука лодочника была ледяной и совершенно закостенелой.
– Пойдем ко мне, малыш, – подхватил он ребенка и прижал его к груди. – Здесь тебе делать нечего.
* * *
Полные сводки об уничтожении русскими заамурских китайцев и маньчжур легли на стол приамурского губернатора Шоу Шаня лишь к девятому июля. Судя по многочисленным донесениям, в общей сложности в городах Нерчинске, Сретенске, Благовещенске, Хабаровске и Владивостоке было убито более 200 тысяч человек. Большая часть – утопленные в Амуре зазейцы.
Нет, Шоу Шань понимал, что цифры изрядно завышены, и все равно у губернатора было такое чувство, словно он заглянул в преисподнюю.
– Ваше превосходительство, – едва сдерживая гнев, сразу же подступили к нему военные, – этого русским спускать нельзя. Надо ударить по Благовещенску!
– Нет, – поджал губы Шоу Шань, – если бить, то бить в самое важное место. Мы идем на Харбин.
Он повернулся к секретарю:
– Подготовьте указ о том, что я, Шоу Шань, губернатор провинции Хэй-Лун-Цзян, объявляю России войну.
* * *
11 июля 1900 года из Харбина ушел последний пароход с беженцами, а 21-го числа русские войска вошли в Харбин и приготовились оборонять город от подступающих войск Шоу Шаня. И в тот же день союзные отряды крупнейших европейских держав подошли к Пекину. И вот эта последняя новость вызвала в Санкт-Петербурге весьма неоднозначную реакцию.
– Русские должны войти в Пекин первыми, – настаивали патриоты. – Чтобы китайцы на всю жизнь запомнили, каково против России голос подымать!
– Вот этого как раз и не надо, – возражали либералы. – Пусть Европа руки в крови марает, а нам уже о налаживании отношений думать пора. У нас вон вся Восточно-Китайская дорога на их территории осталась.
– Дорогу мы в качестве контрибуции с них возьмем, – уверенно парировали патриоты, – вместе со всей Маньчжурией!
А потом пришло самое неожиданное известие: опальный, давно слывущий русофилом Ли Хунчжан снова при дворе, и это означало лишь одно – старая императрица Цыси сдалась.
* * *
Ихэтуани вышли из Пекина быстро – как по приказу. Кан Ся видел их без числа: озабоченных, тяжело нагруженных заплечными сумками и давно уже поснимавших и красные кушаки, и красные головные повязки, и красные наколенники. И солдаты, не раз вступавшие с ихэтуанями в схватки, в основном из-за разного понимания слова «долг», провожали борцов за свободу презрительным свистом.
А потом длинноносые пошли на штурм, и голодный, измотанный Кан Ся все ночи помогал защитникам оттаскивать от крепостных стен раненых, а утром, когда вставало солнце, уходил рисовать драконов.
Они были очень разные, эти драконы, – гневные и яростные, мудрые и величественные, но в каждом из них сверкал так и не понятый варварами-христианами китайский дух – иногда неразумный, но невероятно жизнеспособный. И люди все чаще и чаще останавливались возле седого, тощего, изуродованного безобразными шрамами старика с угольком в руке, а отходили просветленными.
* * *
Взять Пекин казалось невозможным. Девятые сутки подряд отряды сильнейших держав мира атаковали город и каждый раз откатывались назад с огромными потерями.
Толстые средневековые стены по всему периметру китайской столицы не только не поддавались артиллерии, но и делали невозможным прицельный обстрел города. Европейские союзники даже попытались по примеру своих далеких предков использовать лестницы, но в результате получили только десятки раненых с тяжелейшими ушибами и переломами. Так что когда командующие отрядами собрались 31 июля, а если по европейскому календарю, то 13 августа 1900 года, на совещание, им было что обсудить.
121 
