— Занятий? — Картаук словно пробовал слово на вкус, и оно не пришлось ему по душе. — Вы не представляете всей важности моей работы.
— Зато я имею понятие о важности своей. Выберите любое помещение, какое вам придется по нраву, только оставьте нас вдвоем.
Картаук нахмурился.
— Что другого можно ждать от такой варварской холодной страны! — И он с важным видом вышел.
Маргарет прошла к кровати и села рядом с Йеном.
— Я пригласила викария приехать в замок через три дня и обвенчать нас. Ты как раз успеешь отдохнуть от поездки и собраться с силами.
— Мы не будем венчаться.
— А как же иначе? Я так и знала, что ты будешь возражать. — Она нежно отвела прядь волос с его лба. — Я долго и терпеливо наблюдала за тем, как ты с самого детства пытался спасти Руэла от него самого. А теперь ты считаешь, что в спасении нуждаюсь я.
— С тебя хватит одной обузы. Твой отец…
— Он уже ни во что не вмешивается и тихо угасает. Ему осталось жить считанные дни.
Йен внимательно посмотрел ей в глаза.
— Ты не писала мне об этом.
— Разве ты мог помочь ему?
— Я бы сразу вернулся к тебе.
Ее лицо смягчилось:
— Я знала это.
— Поверь, я от всей души сочувствую тебе.
Маргарет неопределенно пожала плечами:
— Мне хотелось бы печалиться. Но мы-то с тобой знаем, каким неприятным мог быть мой отец. Временами я даже думала, что Господь Бог устал от его притворства и дал ему наконец настоящий повод не вставать с постели. — Она с усилием улыбнулась. — Такие греховные мысли, возможно, подтолкнут отца к тому, чтобы оттуда, с небес, направить в меня молнию.
— Никогда, — тихо сказал Йен. — Нет дочери более верной и преданной, чем ты, Маргарет.
— Он мой отец, — улыбнулась она. — Кому как не тебе знать, что долг и честь составляют единственную разницу между цивилизованным человеком и варваром. — Она сменила тему: — Кстати, о варварах. Как поживает Руэл?
— По-прежнему. — Йен выдержал паузу. — И по-другому.
— Это понятно. Но, кажется, в нем вдруг проснулось чувство ответственности. Я получила от него вчера чек на две тысячи фунтов со словами, что он вышлет больше, как только появится возможность.
Йен закрыл глаза.
— Значит, у него осталась всего тысяча фунтов на устройство своих дел. Отошли деньги обратно.
— Ни за что. Гленкларен нуждается в деньгах. И они понадобятся на лечение, — сказала Маргарет. — А Руэлу для разнообразия полезно позаботиться о ком-то.
— Он спас мою жизнь с риском для своей собственной.
— На такого рода широкие жесты он всегда был способен. Чего ему не хватало — так это внутренней дисциплины.
Йен засмеялся.
— Боже! Как я скучал по тебе, Маргарет. — Его улыбка исчезла. — Но я не позволю тебе выйти замуж за калеку. Ты уже потратила лучшую часть своей жизни, ухаживая за одним.
— А кто сказал, что ты останешься калекой?
Йен хотел что-то возразить, но она быстро перебила его:
— Сильное тело — хорошо. Но большое сердце и ум встречаются в людях гораздо реже.
— Я не смогу дать тебе детей. А ты любишь их, Маргарет. И мечтала о том, чтобы завести своих.
— Мы еще не говорили с доктором. Вполне возможно, что они могут родиться.
Он покачал головой.
— Не стоит обольщать себя надеждой.
— Многие пары бездетны. Может быть, Бог не дал бы нам детей, каким бы крепким ты ни был.
— Нет, Маргарет.
— Хорошо, я подожду выходить за тебя замуж… пока ты не сможешь сесть, чтобы мы могли совершить обряд. Это уже полшага до полного выздоровления. И ты не будешь так упрямиться.
— Этого никогда не произойдет. Мой позвоночник…
— Пройдет. Я сделаю так, что это пройдет… — Она наклонилась и быстро поцеловала его в лоб. — Теперь постарайся отдохнуть. Ты, должно быть, устал с дороги.
— Меня все утомляет.
— А теперь ты дома. И тебе будут помогать даже стены. — Она поднялась. — Сейчас еда будет готова. Я пришлю Джока, чтобы он помог тебе вымыться. Боюсь, что ты слишком горд и не позволишь мне выполнить эту работу. — Она кивнула, увидев выражение его лица. — Я так и подумала. — И направилась к двери. — Не могу понять, почему Господь Бог дал мужчинам такую власть над женщинами, хотя очевидно, что представители сильного пола начисто лишены здравого смысла.
Как только дверь захлопнулась, Маргарет закрыла глаза и прислонилась спиной к стене, позволив себе, наконец, пережить и гнев, и печаль, и отчаяние. Господи, бедный Йен!