52 
— Летом ты побудешь у меня, а осенью поступишь в колледж в Атланте. Подумай как следует, Лили, у тебя после уплаты долгов за ферму кое-что еще останется.
Лили выбежала из офиса на улицу. Глоток свежего воздуха отрезвил ее, она окинула взглядом город, который основали ее предшественники: маленький кирпичный суд помогали строить сыновья Элспет, за библиотеку боролась ее прабабушка, кто-то из дальних родственников посадил кизил вокруг площади.
Она сидела на деревянной скамье у какого-то магазина и чувствовала себя опустошенной.
«Я продала историю моей семьи, и в этом виноват Артемас Коулбрук».
* * *
Артемас выскользнул из кровати и открыл жалюзи; первые майские лучи проникли в глубь темного пространства. Перед ним открылась величественная панорама арочных стальных мостов, промышленных зданий и офисов, развернувшихся в лабиринте узеньких улочек на противоположном берегу реки.
Сегодня Элизабет возвращается домой. Доктора уверяют, что она уже способна обойтись без поддержки Касс и Джулии. Летом она вернется в колледж и получит степень бакалавра. Артемас закурил. Элизабет все еще отказывалась обсуждать с кем-либо из семьи причины, приведшие к инциденту. Он вынужден был поверить заключению психиатра о ее душевном здоровье.
Теперь ему следовало с головой уйти в работу, пытаясь по возможности присмотреть за Элизабет.
Раздалось какое-то шуршание. Оказывается, Гленда шевельнулась во сне и что-то забормотала. Он накрыл ее узкие плечи черным покрывалом и успокоился. Девушка казалась бледной и маленькой в его огромной кровати посреди спартанской комнаты.
Он уже знал некоторые ее слабости: она любила, чтобы ее держали и качали, любила говорить и слушать, и у них были продолжительные беседы в постели, но ее аппетиты оказались такими же деликатными, как и здоровье. Его жизнь с ней походила на собирание хрупких фарфоровых фигурок. Было неоспоримое уважение, но никакого удивления, никакого вызова, никакого прелестного наваждения, которое бы хотелось ему видеть в женщине.
Он принял душ и оделся в черный двубортный костюм, потом вернулся к кровати и присел на край, откидывая ее прекрасные черные волосы со лба. Она улыбнулась, открыла глаза.
— Я спущусь в офис, — сказал он. — Ты не возражаешь?
Она поцеловала его ладонь.
— Я справлюсь. Я и так уже отнимаю у тебя слишком много времени. Прости, ты же начинаешь работать в полную силу. Я правда рада, что Элизабет поправилась. Я навещу ее утром на новом месте.
— Передай ей, что я зайду вечером. — Он наклонился и поцеловал ее. — Не забудь принять инсулин.
— Не забуду. Я люблю тебя, ты так заботлив. Ты обо всех заботишься. Я так хотела бы что-нибудь сделать для тебя!
— Ты — моя тихая гавань в этом хаосе.
— Гм-м… Спасибо.
Он снова поцеловал ее и спустился на первый этаж. Там-берлайн уже ждал его в пустом офисе. Они всегда встречались задолго до прихода служащих. Ламье обычно появлялся первым за час до начала работы, разбирал письма и зажигал общий свет. Артемас кивнул Тамберлайну, и они направились в кабинет шефа. Кофейник, две кружки и тарелка уже стояли на столе. Тамберлайн всегда строго придерживался этого ритуала.
— Это хорошо, что ты наконец приступаешь к делам, — многозначительно заметил Тамберлайн. Он держал у себя на коленях толстую папку со скоросшивателем, распухшим от всяких записок. Тамберлайн казался встревоженным, что в общем-то случалось редко.
— В чем дело? — спросил Артемас.
— Я должен кое-что рассказать тебе. Некоторые мартовские дела я отложил, поскольку в то время старался оградить тебя от маловажных дел. Так вот, несколько дней назад… Постой, я сейчас принесу посылку…
Артемас недоумевающе нахмурился. Тамберлайн же неожиданно бросил папки на стол, резко поднялся и вышел. Он вернулся с объемной коробкой в руках, сел, положив коробку на колени, и мрачно посмотрел на Артемаса:
— Ты писал кому-нибудь все эти годы… девушке по имени Лили Маккензи?
Артемас на мгновение замер с горячим кофейником в руке. Отодвинув чашку, он удивленно произнес:
— Да, но какое…
— Как давно ты перестал отвечать на ее письма?
Взяв себя в руки, Артемас ответил:
— Я перестал читать их несколько месяцев назад.
Он подался вперед, уставившись на коробку. Тамберлайн не сводил с него глаз.
— Значит, я прав, предполагая, что ты больше не собираешься иметь с ней никаких дел?
52 
