112 
— Маккензи — имя распространенное, — фыркнул Бодин. — Совсем не обязательно, что это тот же самый человек.
— Не будь идиотом, Натан. Шериф, имя и фамилия те же и к тому же имеет двух братьев. Это именно он.
У Бодина обиженно скривилось лицо:
— Какое мне дело до имен и фамилий! Я не был с тобой в Калифорнии и не знаю, который Маккензи ухлопал твоего брата Бо. Тот ли, что из Техаса, или другой. Но вот что я тебе скажу: я его сегодня видел.
— Видел? — Чарли от неожиданности вздрогнул.
— Да! — Губы Бодина искривила вызывающая улыбка. — Со всеми братьями. Это они пригнали сюда скот. Забавно? Как раз в тот день, когда пять лет назад мы напали на их ранчо.
— Маккензи знает, что это ты убил его жену?
— Вряд ли.
— Тогда старайся не показываться на глаза, пока я не решу, что делать.
— Как бы не так! — возмутился Бодин. — Я не собираюсь торчать в этой дыре, — и, поднявшись, неверной походкой направился к двери.
— Ты куда?! — крикнул ему в спину Уолден.
— За выпивкой.
— Только не нарывайся на неприятности.
Бодин с треском захлопнул за собой дверь и, пошатываясь, стал спускаться в холл.
— Кретин, — пробормотал Чарли, вернувшись к себе в комнату. — Кругом одни кретины. Ни одного умного, с кем бы можно было поговорить. — Он достал из седельной сумки кисет с серым порошком и трубку. — С тех пор как погиб брат Бо — никого. Одни подонки вроде этого Бодина, чье единственное достоинство в его постоянном желании убивать. — Чарли набил трубку, поджег опиум и глубоко затянулся.
Еще недавно он думал, что с Натаном Бодином можно посидеть, обсудить книгу или изящную поэтическую строку. Но ошибся. Бодин — такой же тупица, как все остальные, с кем ему приходилось иметь дело последние годы. Не пора ли бросить все к черту, где-нибудь обосноваться и сделаться респектабельным человеком? Но прежде чем на это решиться, надо разобраться с Люком Маккензи — человеком, который убил его брата Бо, а другого брата, Билли Боба, арестовал и засадил за решетку.
Однако прежде чем он рассчитается с бывшим шерифом, пусть тот сначала переживет смерть своих братьев. Чарли не дурак, чтобы выходить против всех троих Маккензи разом. Вот если бы этот кретин Бодин предупредил его раньше, можно было бы напасть на них, когда они гнали стадо.
А коль скоро счеты будут сведены, начнется новая жизнь — без злодейств и грязи последних лет. И, разумеется, без общества таких подонков, как этот Бодин.
Опиум начал разливаться в крови, и тело охватило приятное успокоение. Чарли улыбнулся и вспомнил добрые старые дни, когда он совершал набеги с Уильямом Квонтриллом. Квонтрилл был, как и он сам, умным человеком, с которым приятно поговорить о серьезных вещах. Но таких он больше не встречал. Попадались другие, вроде Натана Бодина или Булвипа Мура, которым одинаково легко перерезать глотку что своему, что чужому.
Уолден продолжал потягивать трубку. «Да, — решил он, и на смазливом лице появилась улыбка, — вот разделаюсь с незавершенным дельцем и брошу эту опостылевшую жизнь. Заживу другой — респектабельной. Благо денег в банке достаточно, чтобы остаток дней провести в роскоши — если только какой-нибудь негодяй не обчистит банк». Чарли хмыкнул: забавно. А он любил забавные вещи.
Он откинулся головой на подушку и на волнах приятного дурмана унесся прочь — подальше от всяких там натанов бодиных и люков маккензи.
Как только с делами в банке было покончено, Флинт, таща за собой братьев, со всех ног поспешил в гостиницу. Ему не терпелось увидеться с Гарнет: о многом предстояло переговорить, убедить вернуться с Люком и Хани в «Трипл-М» и оставаться там, пока он не разделается с Чарли Уолденом. Они с Кливом были уверены, что на этот раз негодяю не уйти. Слишком уж горяч след! А когда все останется позади, они поженятся с Гарнет и, как предлагал Люк, обоснуются на «Флайнг-Ф». Работа на ранчо — дело стоящее, если жизнь с ним разделит рыжая. Именно это он имел в виду, когда говорил братьям, что больше не испытывает тяги к бродяжничеству и что причиной тому стала Гарнет. Но в одном Клив прав: почему он не сказал этого самой рыжей?
Боялся — вот почему. Притворялся, что она ему безразлична, что он может оставить ее когда угодно, когда ему заблагорассудится. И повторял это так долго, что опостылел своими речами. Флинт не мог похвастаться, что тонко чувствовал женщин. Но в последний месяц Гарнет явно от него отдалилась.
112 
