115 
Я покатила к выходу, печально разглядывая первых, вторых и сотых встречных – в такие минуты, как сейчас, я поменялась бы с каждым из них, не глядя на судьбу, в лицо и в душу.
Вот, например, уставшая женщина с тремя пареньками мал мала меньше – детям, по моему некомпетентному мнению, давно пора спать, но пареньки бодры и свежи: облепили мамину каталку со всех сторон, успевают стаскивать с полок коробки с хлопьями и еще какую-то яркую дребедень. Я с удовольствием махнусь судьбой с этой женщиной – вместо хлопьев я приготовила бы малышам такие блинчики! Такие гамбургеры – с каперсами, домашним томатным соусом, куриными котлетами! Я бы готовила им с утра до ночи, и, конечно, читала бы им книжки про каких-нибудь суперменов, и гуляла бы с ними в парке. А эта женщина пусть разбирается с моей жизнью!
Я чуть было не подошла к многодетной маме, но на пути удачно выросла очередь в кассу. И это в десять часов вечера! Зеленая от усталости, как та часть лука-порея, которую обычно не используют в рецептах, кассирша отбивала покупки, а женщина с тремя детьми пристроилась за мной.
– Мамочка, мамочка, – канючил один из мальчишек, – ты приготовишь нам прямо сегодня такие же драники, как у Еки Парусинской?
– И такой же шукрут, – пробасил второй.
– И такие же маффины, – запищал третий.
– Все приготовлю, но завтра, – сонным голосом пообещала мать, выкладывая покупки на ленту. И вдруг рявкнула, будто очнувшись: – Митя! Ваня! Алеша! Прекратите трясти тележку!
– Извините, – обратилась я к ней, дружелюбно протягивая табличку с надписью: «Следующий покупатель». Женщина без лишних благодарностей взяла табличку, глядя на меня совсем не так любезно, как предполагалось.
– Извините, – повторила я, – ваши дети так гладко выговаривают слова «шукрут» и «маффины»… Вы, наверное, очень ими гордитесь?
Я заискивающе улыбнулась одному из пареньков, конопатому, как перепелиное яйцо, но яйцо даже не подумало вернуть мне улыбку.
Мать, впрочем, смягчилась:
– Они без конца смотрят канал «Есть!». С тех пор как там появилась Ека Парусинская, просто сладу нет. Все, что она готовит, я должна немедленно подать на стол.
Счастливая мамаша доверительно наклонилась, так что на меня напахнуло ее дрянными духами:
– Наш папочка, между прочим, тоже большой поклонник этой Еки. Считает, что она спасла канал от разорения и, может быть, они не загнутся в кризис.
Я кивала и думала: эта женщина, с ее детьми и дух а ми, она что, не узнает меня?
– Девушка, вы платить будете или просто так здесь все разложили? – зеленая кассирша, подписанная в области кармана «Татьяной Дуровой», смотрела на меня сурово и устало, как ночной страж, поймавший наконец на рассвете мелкого хулигана и прижавший его к стенке. Тушь с ресниц кассирши ос ы палась и застряла в морщинах мелкими пятнами – будто маковые зернышки в складках сдобных булок.
Она меня не узнала, эта зеленая Татьяна, как не узнали меня многодетная мамаша и ее перепелиные дети – «большие поклонники канала «Есть!». Деньги полетели из моего кошелька шелестящим дождем. Ребенок сзади (Митя? Ваня? Алеша?) сказал: «Вау, круто!»
Они все забыли меня – не прошло и месяца, как мой город, моя работа и даже «Сириус» перестали обо мне вспоминать. У них была теперь Ека Парусинская, и ее было вполне достаточно. А на мобильные телефоны нас с Нателлой снимали просто потому, что выглядели мы обе уморительно.
– Мама, я вспомнил эту тетю! – взвыло наконец дитя-яйцо. – Она раньше вела передачу на канале «Есть!», но она не умеет готовить так, как Ека!Глава двадцать шестая,
в которой Ека считает цыплят
Ека лежала на спине в позе покойника, положив голые ноги на спящую кошку. Зеркало отражало неподвижность, превращавшую Еку в статую старинной королевы, в надгробиях которым по обычаю подкладывали под ноги любимое животное. Собаку или, вот именно, кошку.
Умирать вопреки отражению Ека не собиралась. Надо быть совсем уж ненормальной, чтобы скончаться в час триумфа. В античности было дело – фанаты кричали великому атлету: «Умри, Диагор! Тебе нечего больше желать!» Диагору, может, и нечего было желать, а вот у Еки Парусинской оставались незаконченные дела. Последние штрихи. Ека любила, чтобы все было сделано красиво – этому научила ее в детстве бабушка.
Выглядела Ека так, словно позировала сразу восьми камерам. Не беда, что единственная зрительница кошачьего рода уснула крепким сном. У Екиной кошки не было имени, потому что в нем не было надобности. Зато у Еки теперь было имя, да какое!
115 
