Папа много раз говорил мне, что в лесах близ Пенчурки нашли приют не только местные староверы, но и оставшиеся невостребованными языческие божки, которые и развлекаются таким вот нехитрым способом, сбивая людей с верного пути.
Ветерок прошелестел по траве, и в двух шагах от тропинки я увидела самую настоящую лису – с большими ушами, длинными тонкими лапами и пушистым хвостом. Шерсть у нее на спинке блестела так, будто ее глазировали абрикосовым джемом. Лиса повернула тонкую мордочку и облизнулась. Возможно, она хотела намекнуть таким образом, что без лисички я все-таки не осталась – пусть и не в нужном виде и числе.
Я села на траву и задумалась. Для размышлений лучше места не найти: кругом деревья, деликатные звери и грибные корни, растущие, как известно, под землей на многие сотни километров. Вот я сижу сейчас, пригорюнившись, как сказочная девочка, оставленная помирать в лесу, а прямо подо мной растет мицелий. И если сейчас пойдет дождь, грибы попрут из-под земли, как античные воины.
Я вспомнила, как уютно бывает слушать дождь в деревянном пенчурском доме – кажется, что десять аккуратных секретарей шелестят пальцами по компьютерным клавиатурам.Интересно, который час?
Телефон, как ни странно, включился сразу – на часах светилось 17.56. Не зря продавец расхваливал мне эту модель – якобы она каким-то таинственным образом сохраняет остатки заряда на долгое время… Родители, наверное, с ума сходят – при условии, конечно, что мама проснулась, а папа вернулся с пасеки. В Пенчурке папа превратился в убежденного пчелофила – и мед у него, правда, невероятный. Особенный. Очень вкусный.
Комары, летевшие за моим теплом стаей преданных вассалов, облепили мобильник и запищали – обсуждали, наверное, между собой, что это за штука и как ее лучше съесть. Один особо настырный кровосос попытался впиться в мониторчик, но тот вдруг засветился. Телефон звенел и вибрировал, комара (с инфарктом, не иначе) отнесло в сторону, а я выронила трубку из рук.
Потом, конечно, подняла, но ответить не успела. Сработал определитель номера – это звонил Дод Колымажский.
Звонил сюда, в лес, где мой чудом включившийся телефон чудом изловил сигнал! Не иначе что-то случилось! А если с Шарлеманей? Я оставила ее именно Колымажскому – отвезла вместе с мисочкой и переносным туалетом.Сосны угрожающе зашумели. Не двигаясь с места, чтобы сохранить драгоценный сигнал, я набрала номер Дода.
– Слушаю вас, – вежливо сказал он.
– Давид, что случилось?
– Геня? Наконец-то! Где ты? Все еще в этой бородатой деревне? Вы там вообще знаете, что в мире происходит?
Колымажский так орал в трубку, что, честное слово, даже природа притихла. А я, как любой человек после такого вступления, подумала о самом страшном – что началась война. А что? Люди моего поколения выросли под «угрозы американской военщины» и песни о японских журавликах. Я до сих пор помню, как нужно вести себя во время всеобщей эвакуации, и умею быстро надевать противогаз.
– Идиот, она решит, что война началась! – закричал в трубке далекий родной голос. Ирак! Как я по ней соскучилась!
– Геня, возвращайся скорее! – торопилась моя помощница. Она говорила так, будто озиралась по сторонам. И опасалась не успеть закончить разговор. – В стране экономический кризис, у нас кризис жанра – и вообще ужас. Приезжа…
Она отключилась на полуслове, связь пропала, на дисплее высветилась ровная надпись: «Нет сигнала». Это были финальные титры.
Я поднялась на ноги и рядом увидела живое грибное море лисичек, а вдали за соснами – коренастые домики Пенчурки.Глава двадцать пятая,
переломная
Родители разворчались: «Сначала приехала без предупреждения, теперь так же резко уезжает…» Они явно перестарались с брюзжанием и недовольством: из-под вороха эмоций выглядывали облегчение и даже радость. А что? Я прекрасно понимала родителей – к маленькой Генечке, которую они тетешкали тридцать шесть лет назад, взрослая лохматая телеведущая отношения не имеет. Детям в такой ситуации значительно проще – родители спустя годы остаются взрослыми и знакомыми, а вот сами отпрыски мутируют в толстых дельцов, стервозных училок или телевизионных звезд на стадии заката.
Кстати, в Пенчурке – закаты дивной красы. Я несколько дней караулила, когда солнце исчезнет с горизонта – не смоется по-тихому, как у нас в городе, а уйдет со сцены торжественно и гордо, будто заслуженная артистка, получившая главную театральную премию.