Она впустила Ратлиджа, провела по выложенному кафелем коридору мимо маслодельни, кладовой и открыла дверь в большую теплую и светлую кухню.
— Она здесь, — через плечо бросила миссис Даннинг, и инспектор, сняв шляпу и держа ее в руке, переступил порог.
Обстановка в кухне была простая и состояла из нескольких предметов: хорошего круглого стола, красивых стульев, двух дубовых шкафов, в одном за стеклянными дверцами стояла посуда — кувшины, тарелки, чашки, в свете лампы сверкавшие безупречной чистотой.
Около горячей плиты сидела, забившись в кресло, Присцилла Коннот. Вид у нее был самый жалкий — заляпанное грязью пальто, лицо тоже грязное, на нем следы крови, виднелась длинная царапина от уха до носа. Она жалась ближе к горячим углям, хотя в комнате было тепло. Кто-то набросил ей на плечи теплую шаль, связанную из толстой шерсти, видимо, из остатков всех цветов, какие только нашлись в рукодельной корзинке. Поэтому расцветка казалась несколько необычной — беспорядочное сочетание голубого, серого, очень приятного розового, без всякого рисунка. Как будто первый опыт ребенка, который учится делать петли и слишком их затягивает.
— Мисс Коннот? — окликнул Присциллу Ратлидж.
Она подняла лицо с потеками слез и следами крови.
Выражение несчастья в ее глазах его потрясло.
— Спасибо, что приехали, — сказала она. — Я не знала, кого еще попросить, эти люди очень добры, но мне бы хотелось добраться домой.
Он подошел, взял стул и сел рядом.
— Вы ранены?
— Ранена? — Она с удивлением посмотрела на него. — Не думаю.
Он видел ее машину в канаве. Не стоит ее ругать, она уже вполне наказана.
Он протянул руку и осторожно отвел волосы от ее лица. Она отшатнулась, как от удара, и он успел заметить глубокий порез на лбу у границы с волосами.
Обернувшись к миссис Даннинг, Ратлидж сказал:
— Вы не принесете мне влажное полотенце?
Хозяйка прошла к раковине и накачала воды в маленькую миску.
— Холодная, может, подогреть на плите?
— Нет, так лучше.
Она подала ему миску и чистое полотенце. Ратлидж встал, окунул полотенце в воду и, отодвинув с лица мисс Коннот волосы, стал промывать рану.
Она вздрогнула от ледяной воды, растерянно заморгала, но, как послушный ребенок, замерла и позволила ему делать свое дело. Миссис Даннинг, стоя рядом, воскликнула:
— Милостивый боже, я и не видела, что там у нее! А она молчала…
Порез был глубоким, и кровь продолжала течь струйкой, как Ратлидж ни пытался ее остановить.
— Я стараюсь, чтобы не сделать вам больно, — сказал он и, отвлекая ее, спросил: — Как это произошло?
— Не знаю, — ответила Присцилла слабым голосом, — я не помню, только знаю, что хотела умереть, лежала там, в канаве, и хотела умереть.
И она начала плакать, сначала тихо, потом громче и, наконец, разразилась сдавленными рыданиями.
Миссис Даннинг взяла у него из рук мокрое полотенце и объяснила:
— Она была в таком виде, когда ее привел Майкл, наш молочник. Он шел с фермы с бидонами молока, собаки побежали вперед и нашли ее первыми, но было еще темно, и автомобиль трудно было заметить в канаве. Он увидел, что она жива, и побежал сказать мужу. Надо было вытащить ее из машины, но дверца с ее стороны была зажата, она не могла выйти. Они подумали, что она сломала ногу или еще хуже.
Ратлидж посмотрел вниз. Лодыжка Присциллы распухла, вокруг нее болтался грязный, рваный чулок. И застежки на туфле были оторваны.
— Вы не могли бы дать нам чаю? — попросил Ратлидж, чтобы занять миссис Даннинг. — Мисс Коннот это поможет, да я и сам бы не отказался.
— Не займет и минуты. Чайник все еще горячий.
Хозяйка занялась приготовлениями, а он снова сел и, дотронувшись до плеча Присциллы Коннот, сказал:
— Все в порядке. Вы в безопасности. Ничего страшного не произошло. Ну же, посмотрите на меня.
Он достал свой платок и всунул ей в руку, она вцепилась в платок, как в спасительную соломинку, не делая попыток вытереть лицо. И плакала, не могла остановиться, плечи сотрясались от сдерживаемых рыданий.
Если бы она была мужчиной или не была ранена, он бы дал ей легкую пощечину, чтобы прекратить истерику. Вместо этого он сказал тихо и властно:
— Довольно!
Она судорожно вздохнула, кажется, его строгий тон подействовал, потом с удивлением на него взглянула. Он взял у нее платок и начал вытирать мокрые щеки.