— Уолш приподнял заднюю ногу лошади, чтобы осмотреть, она вырвалась, он попытался снова, тогда она ударила его копытом по голове.
— Откуда вы знаете?
— Трава примята немного, так, как будто он топтался, пытаясь ее удержать на месте и заставить стоять смирно.
Блевинс наклонился, разглядывая траву.
— Может, это доктор или вы сами?
Констебль держался своей точки зрения.
— Нет, сэр. Доктор сказал, что такой тяжелый удар сразу проломил череп и убил его. На дюйм ниже, и сломалась бы челюсть, тогда это было бы не смертельно. Дюйм выше — получил бы тяжелое сотрясение. — Таннер, видимо, повторял слова доктора. — И очертания раны говорят, что удар нанесен копытом, другого объяснения нет.
— Наверное, так и было, — сказал Блевинс бесцветным голосом. Кажется, ему было все равно, как умер Уолш. Главное — Силач обманул его ожидания, и теперь инспектор старался как-то с этим смириться.
— Доктор сказал, что, когда тело доставят к нему в прозекторскую, он посмотрит, нет ли в ране травы, — добавил Таннер равнодушно, он привык к трупу, пока дежурил около него.
Ратлидж окинул взглядом склон холма, дорогу внизу и фермерский дом. Из трубы вился дымок. Фермер в плисовых штанах запрягал двух лошадей в телегу, чтобы ехать к ним за трупом.
— Я бы не считал, что все на этом кончено, — сказал он.
— Но это единственное объяснение. — Таннер понял его по-своему. Приезжий инспектор сомневался в его выводах: если это была чужая лошадь, убитый не знал к ней подхода, мог обозлиться из-за подковы и был с ней груб.
Ратлидж снова подошел к телу, опустился на колени и внимательно посмотрел на лицо Уолша. На нем застыло выражение удивления. Он стал разглядывать рану.
«Рана глубокая, — подсказал Хэмиш. — Наверное, попало краем подковы, невозможно представить, чем еще можно нанести такой удар. Слишком много крови».
Лошадь лягнула со всей силы как раз в тот момент, когда Уолш попытался увернуться. Ратлидж слышал, как рядом разговаривают Таннер с Блевинсом. Уолш, по их мнению, не первый и не последний, кто таким образом погибает.
Блевинс вдруг сказал:
— А он был близок к тому, чтобы от нас ускользнуть. И все же при определенном везении мы могли его перехватить где-то около Восточного Шермана.
Хэмиш засомневался: «Он знал, как обращаться с лошадьми, у него у самого была повозка. Вспомни, он смог вывести и оседлать кобылу из амбара без всякого шума».
Ратлидж протянул руку и измерил рану. Из-за гребня холма выглянуло солнце, теперь, когда свет стал ярче, он смог увидеть торчавшие из раны травинки. Доктор побывал здесь где-то с полчаса назад. Тогда было еще совсем темно, чтобы разглядеть подробности.
Он поднялся с колен. Блевинс подошел, тоже глядя на голову Уолша, и, тяжело вздохнув, сказал:
— Я его все-таки достал, отец Джеймс. Я поклялся, что отыщу того, кто убил тебя, и отыскал! Жаль, что этот негодяй нашел более легкий способ уйти из жизни.
Подъехала телега. Блевинс пошел навстречу фермеру.
— Сейчас опущу задок, — сказал фермер с красным, обветренным лицом и достал платок, чтобы протереть очки. — Доктор говорил, что его ударила лошадь. Но не моя. Мои не покидали стойла прошлой ночью.
— Нет, не твоя, — коротко согласился Блевинс.
Другой констебль карабкался к ним наверх, в его движениях чувствовалась легкость привыкшего к земле деревенского жителя.
Фермер держал под уздцы лошадей, пока четверо мужчин, подняв Уолша, кряхтя, тащили его к телеге. Тяжелое тело прогнулось, как будто Силач и после смерти пытался проделать трюк. Констебль поскользнулся на грязной мокрой траве и с трудом сохранил равновесие, еще немного, и все рухнули бы на землю. Как будто Уолш все еще старался освободиться. Они запыхались, пока донесли его до телеги, и теперь тяжело переводили дыхание.
Из-за его веса они не смогли забросить его в телегу и буквально затолкнули туда, при этом голова Уолша проехала по днищу, оставив кровавый след.
Блевинс стал ругаться.
— Вы испортите рану, не надо делать работу вместо доктора!
Все застыли как по команде и стали смотреть на Уолша. Длинная бессонная ночь закончилась, оставив им странное чувство потери, а не победы. Можно было идти по домам.
Глаза мертвого Уолша уставились на край телеги, как будто изучали грубый рисунок дерева. Лошади, почуяв запах крови, стали испуганно переминаться, одна ударила о землю копытом, зазвенела упряжь. Ратлидж вспомнил, сколько пришлось увидеть трупов во Франции, которые, как дрова, загружали в повозки. Застывшие в морозном воздухе, они распространяли ужасный запах от загноившихся ран. Те, кто их грузил, задыхались. Никакого почтения к мертвым, оно удел поэтов.